Мы выбрались на взлетное поле. Здесь гулял ветер, мел колючую взвесь, сек лицо. Я огляделся в поисках корабля. Мэй-дэй…

На поле высилась черная скала. Она стеклянисто поблескивала в свете далеких прожекторов и была оконтурена красными огнями. Внизу к скале лепились аварийные двигатели, какие используются на обычных, не RF, кораблях.

— Крис, ответь мне. Встречай, — ткнув кнопку связи на воротнике под курткой, сказал мистер Смоллет. — Идемте, ребята.

Мы зашагали к «Испаньоле», навстречу злому ветру. Низко надвинув капюшон, я глядел под ноги, на призрачные тени, которые торопились через поле вместе с нами. Внезапно лисовин ухватил меня за рукав. Я остановился.

— Ты чего?

— Ничего, — он потянул меня за уходившими космолетчиками. Почти черная маска под капюшоном смотрелась жутковато. — Ноги заплетаются, — признался Том с отчаянием.

— Это пройдет, — попытался я его утешить. — Двигай скорей.

Мы прибавили шагу. Не одному Тому было не по себе; я видел, как Хэндс ободряюще хлопнул по спине Сильвера.

Громада корабля с гирляндой огней по контуру приближалась. Неожиданно там вспыхнул прожектор, пронизал летящую взвесь, выбелил поле под ногами, зажег ледяные искры.

— Джо-он! — завизжал поюн. — Джо-он!

Вырвавшись, зверь помчал прочь; хозяин бросился за ним.

— Сильвер, стоять! — рявкнул мистер Смоллет.

Бывший навигатор застыл, словно у него ноги приросли к земле.

Одновременно раздался звонкий крик Тома:

— Джим, поймай его!

Сорвавшись с места, я ринулся за поюном.

— Джо-он! — несся над полем пронзительный женский вопль. — Не надо! Джо-он!

Поюн удирал — проворный, как морская змеючка. Сунув пальцы в рот, я на бегу резко свистнул; так меня учил отец. Александр подскочил в воздух, шлепнулся и на мгновение замер. Я прыгнул к нему, вытянув руки. Промахнулся. Поюн выскользнул из-под ладони, рванулся в другую сторону. Пытаясь его нагнать, я снова свистнул. Без толку: он сделал длинный прыжок и прибавил ходу. Мэй-дэй! Эти лапы быстрей моих ног. Уйдет, поганец.

Полоснуть разок из станнера — и все дела. Однако парализованная Птица умерла; как бы не сгубить зверя.

От ветра и летящих ледышек слезились глаза, я с трудом различал распластавшуюся в беге узкую фигурку. Вынослив, чертяка. Уйдет! Я опять свистнул в два пальца, вложив в свист всю мощь своих легких, одновременно стараясь припомнить отцовскую науку. Пустынник-стервец — главный враг поюнов и иной мелкой дичи. Как он кричит? Такой хриплый, клокочущий рык… Вспомнил.

Я набрал полную грудь колючего воздуха.

— Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! — Чуть голосовые связки не порвал.

Александр на всем ходу кувырнулся через голову и замер, съежившись.

— Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! — снова заорал я, окончательно срывая голос.

Лежи, тварь несчастная! Подбежав, я схватил горячее мягкое тельце; сердчишко поюна неистово колотилось, словно желая пробить ребра и мчаться дальше.

— Кхраааай-кххх-ррраааай-кхрааааа! — донеслось с неба.

Свистнули могучие крылья — и на меня обрушился настоящий пустынник-стервец. Когти вонзились в спину, пропоров куртку насквозь, и мощный клюв долбанул по макушке. Стервец на дух не переносит соперников, а я взбудоражил его своим криком.

Одной рукой сжимая поюна, другой я пытался сбросить пустынника. Он бил крыльями, когтями драл спину, клювом рвал капюшон, долбил голову. Со лба хлынула кровь, заливая глаза. Сквозь гулкое хлопанье крыльев пробились крики бегущих людей. Они не могут стрелять — попадут в меня. Станнер! Не достать.

Прижимая к груди поюна, я опрокинулся на спину. Подо мной захрустело.

— Аай! — вскрикнул пустынник и отцепился.

Я перекатился на бок, а помятый стервец тяжко захлопал крыльями и полетел прочь.

Меня поставили на ноги.

— Глаза целы?

Кровь со лба лилась ручьем, было больно, и я не был уверен насчет глаз. Чьи-то быстрые руки промокнули кровь, прижали над бровями салфетку.

— Сберег, — узнал я голос нашего капитана; видеть я еще плохо видел.

— Молодец. — Это Хэндс.

— Ну и везет нам сегодня. — Кажется, это Дик Мерри.

— Наклони голову, — велел доктор Ливси. — Эк он тебя отделал. — Доктор прошелся мне по лицу и волосам аэрозолем первой помощи.

Сильвера я не услышал — только понял, что он рядом.

— Забери зверюгу, — рыкнул на него Хэндс.

— Выкупаю в холодной воде, — ясным голосом объявил поюн.

Космолетчики взорвались нервным хохотом.

Кто мог подумать, что хищный стервец облюбует для жилья окрестности космодрома?

Вспомнились приметы, которые я всегда считал вздором. Житель Энглеланда не тронется в путь, если заартачится домашний котун или кургуар, не желая лезть в скутер либо глайдер. Обыватель не отмахнется от предостережения небес — потревоженной пичуги. А уж если живность набросится, пытаясь остановить человека перед дорогой, мудрый энглеландец вообще отменит поездку. Мистер Смоллет не был энглеландцем.

— Александр, отложите старт хоть на два часа, — попросил доктор Ливси, когда мы подходили к «Испаньоле».

— Нет, — отрезал мистер Смоллет. То ли он был взбешен, то ли сильно встревожен.

— Алекс, успокойся. — Мистер Эрроу обнял капитана за плечи. — Ты уже наорал на Сильвера. — Он не упрекнул — напомнил.

— Не могу слышать, как кричит… как она кричит. Джон, вы хорошо подумали?

— Да, сэр, — тихо отозвался бывший навигатор.

Что он вытворял с бедной женой?

По черному стеклянистому боку «Испаньолы» скользнула вниз кабина подъемника, из нее выскочил второй помощник Крис Делл с каким-то ящиком в руках. Он тряхнул головой, из-под длинной челки на миг показались встревоженные глаза.

— Мистер Ливси, в медотсеке все готово. Джим, как ты?

— Паршиво, — честно сказал я.

Болела голова, а еще пуще — разодранная спина; к коже липла напитавшаяся кровью одежка.

— Живей, — поторопил Делл. — Сдаем оружие.

Я положил станнер в его ящик. Охранники мистера Трелони заворчали, но на них прикрикнул капитан, и они подчинились. «Самозванцы» безропотно побросали в ящик свое добро: каждый по станнеру, а у Хэндса оказался еще и карманный лучемет. Интересно, как мы опознаем оружие? Я-то свой станнер «в лицо» узнаю, а у космолетчиков они все одинаковые.

— У меня ничего нет, — сказал доктор Ливси.

— У нас — тем более, — заявил сквайр, имея в виду себя и Тома.

Лисовин стоял молчаливый и мрачный.