– Да, конечно, и прямо сейчас.

– Не поздно?

– До одиннадцати еще светло.

– Но ты же выпил, – сощурила красивые глаза Инга.

– Что такое двести граммов немецкого шнапса? Так, ерунда.

– А запах?

– Ты забыла, кто я по должности?

– А, ну да, оберштурмбаннфюрера никто обнюхивать не будет.

– Да и останавливать тоже в черте города.

– Я поеду с тобой, – неожиданно заявила женщина.

Рейтель взглянул на нее:

– Позволь узнать зачем?

Брат рассмеялся:

– Ничего лучшего спросить не мог? Инга же потом к тебе хочет поехать.

– Перестань, Макс, – возмутилась женщина.

– А что? Разве я не прав?

– Да ну тебя.

Янтуш подмигнул советскому разведчику:

– Забирай, капитан, надо жить, пока есть возможность и здоровье.

– Ладно.

Инга встала с табуретки:

– Тогда я быстро: переоденусь, и поедем.

– Десять минут.

Инга упорхнула в комнату.

Рейтель спросил Макса:

– Тебе одному ночью не слишком тоскливо будет?

– Не беспокойся. Если Инге достанется такой, как ты, я буду счастлив.

– Давай, друг, только не прикладывайся больше к бутылке.

– А чего там, сто граммов и осталось, приму на сон грядущий. Да, если из госпиталя позвонят насчет Инги, что сказать?

– В смысле, где находится?

– Да.

– Скажи, у меня. Можешь назвать фамилию и звание.

– Хорошо. Удачи, Марк.

– Не скучай.

Рейтель спустился во двор, сел в машину. Практически тут же на переднее сиденье заскочила Инга. На голове бежевый беретик.

Рейтель улыбнулся.

– Что? Тебе не нравится мой берет?

– Не то чтобы не нравится, но ты в нем смотришься, извини, комично.

Женщина сняла головной убор:

– Вам, мужикам, не угодишь.

– У тебя же красивые, густые волосы, зачем ты прячешь их под каким-то старым беретом?

– Ты хочешь, чтобы меня запомнили там, куда едем?

– Ах, вот почему ты надела его? А знаешь, ты права, и комично выгляжу я, если не сказать более жестко. Надевай.

Янтуш покачала головой:

– То сними, то надень.

– Не ворчи, вот это тебе ни при каких обстоятельствах не к лицу.

– Ты дорогу-то к нужной улице знаешь?

– Я обязан знать местность, где работаю.

– Тогда чего стоим?

Рейтель повел «Фольксваген» к выезду из города.

Улица Аспарос оказалась небольшой, домов в десять с каждой стороны. В основном дворы частного сектора. Немного в стороне Рейтель и Янтуш увидели полусгоревшие дома.

– Здесь жили евреи, – вздохнула Инга, – скажи, Андрей…

Ремезов прервал ее:

– Не называй в машине меня этим именем.

– Извини, скажи мне, Марк, почему фашисты так возненавидели евреев? Ведь они спокойно работали, жили по всей Европе, и в Германии тоже.

Рейтель ответил:

– Германия с приходом к власти Гитлера кардинально изменилась, словно и не было там компартии, революции, рабочих, которые симпатизировали Советскому Союзу. Людей буквально подменили. И сейчас гитлеровцы ненавидят не только евреев, а всех, кто принадлежит в другой расе, а это половина Европы. Славяне – недочеловеки, евреи – тоже, только хуже, а цыгане – вообще ошибка природы. Вот и исправляют несправедливость по-гитлеровски. Миром править должна высшая арийская раса. Остальные – только работать на нее.

– Но в отношении латышей, литовцев и эстонцев они проводят довольно лояльную политику.

– До тех пор, пока эти народы нужны им для укрепления собственной власти. Потом, если немцы победят, они еще не так покажут себя. Быстренько превратят бывших союзников в рабов. Успокаивает одно: фашистам не сломить Советский Союз. Не сломить советский народ.

– Но они уже под Сталинградом.

– А в 41-м были у стен Москвы, и что? Гитлеровские фельдмаршалы совершили ошибку, двинув армии на Сталинград. Именно там они получат сокрушительный удар и покатятся назад, на запад.

Янтуш взглянул на Ремизова:

– Ты говоришь так, словно можешь предугадывать будущее.

– А тут нечего предугадывать. Гитлеровцы воюют на пределе своих возможностей, тогда как Красная армия только начинает настоящую войну. Но – все, приехали, справа забор, с табличкой «Аспарос, 16». Дом Дависа Кристуса. Оставшаяся половина улицы представляет собой практически заброшенное место.

– Неудивительно, что Давис не смог продать дом. Кто сюда пойдет?

Рейтель остановил машину.

– И все же, Марк, странный ты человек.

Он искренне удивился:

– Почему?

– По имени тебя называть в машине нельзя, а вести антифашистские разговоры – пожалуйста.

– Я оговорился, не надо меня называть Андреем. Вообще не надо. А то можешь где-нибудь случайно назвать.

– Ладно, будем считать, что ты выкрутился. Пойдем в дом?

– Пойдем.

– Как ты думаешь, здесь много бродячих собак?

– Это не я, это ты странная. Что им тут делать? Они, если и остались, трутся возле дворов, где есть чем поживиться.

– Да?

– Честное пионерское.

– Да ну тебя.

Забор оказался прочным и высоким, пришлось обходить участок. Калитку нашли со стороны поля, поросшего высоким бурьяном. Она оказалась закрытой, но разведчику не составило труда открыть ее. Прошли по саду к заднему двору. Везде чистенько, везде порядок, словно никто и не уезжал.

– Янтуш не ошибся, его друг точно не успел никому сдать дом?

– С чего ты взял?

– Да уж слишком тут прибрано.

– У нас так, Марк.

– Ну да, селения Прибалтики сильно отличаются от российских. Это хорошо.

Дверь в дом была закрыта. Рейтель открыл ее ключом. Они обошли весь дом. Словно и не прошло четырех лет, как хозяин уехал. Впрочем, год назад он сюда приезжал. В доме так же чисто, как и во дворе. Большая гостиная, две спальни, кухня, она же столовая. Подсобные помещения. Окна занавешены. Стены побелены, полы покрыты ковриками. Из мебели: две кровати, два гардероба, две тумбы, сундук. Это в спальнях. В гостиной – кожаный диван с большой высокой спинкой, круглый стол, сервант, стулья у стола, старый радиоприемник в углу. На кухне – печка, умывальник с висящим над ним бидоном. Прибиты к стене посудные полки, прямоугольный стол. Петли дверей смазаны, не скрипят.