«Хочется верить, что арбитры не настолько плохи, как о них рассказывают», — думала она, следуя за избавителем к выходу из тюрьмы.

Один ее старый друг знал кучу историй об охотниках на ведьм и их деяниях. Как он их только не называл… Лжецами, убийцами, ворами — или еще хуже.

После двух недель пребывания в камере солнце снаружи ослепляло. Джеззет жутко хотелось пить, есть, отдохнуть и в кои-то веки нормально справить нужду, но даже так ей было лучше, чем совсем недавно. Чувствовать лицом нежное прикосновение лучей и кожей — освежающее дуновение бриза… Даже шум толпы звучал райскими песнопениями.

— Я арбитр Танкуил Даркхарт, — сказал недоросток, перейдя на быстрый шаг.

— Джеззет Вель’юрн, — представилась девушка, стараясь не отставать.

— Рад знакомству, Джеззет. А теперь поспешим.

— Что? Почему?

Арбитр свернул за угол на другую улицу и там уже чуть сбавил скорость. Некоторое время они молчали. В какой-то момент от тишины стало неуютно. Мракоборец шел в нескольких шагах впереди, но ни разу не обернулся, чтобы проверить, не сбежала ли его новая спутница.

«Что-то он не особо разговорчивый — не такой, как в тюрьме».

Когда арбитр остановился, Джеззет внезапно поняла, что они пришли на рынок в Старом городе. Лавки окружали площадь, предлагая всевозможные товары, а центр занимали палатки всех цветов, размеров и запахов. Джез никогда не любила рынки, они вызывали у нее какой-то особый тип страха, что держит в постоянном напряжении, тревожит, играет на нервах. Если приходилось проводить слишком много времени в окружении торгашей, ей хотелось кричать.

— Пахнешь, словно из помойки, — услышала она арбитра, тот смотрел на нее.

«Как мило».

— И выгляжу, думаю, не многим лучше, — с улыбкой ответила Джеззет.

Разрядить обстановку не получилось, но попытаться все равно стоило.

Арбитр вынул из глубин плаща еще один кошель — выглядел он в точности так же, как тот, который достался Джексону, — и передал мешочек Джез.

— Купи себе новую одежду и меч, раз уж говоришь, что умеешь с ним обращаться.

Девушка кивнула в ответ.

— Я буду ждать в «Позолоченном дурне», это в Золотом городе. У меня там комната, где ты сможешь умыться… — Мужчина сделал паузу. — …Может, даже дважды.

Джеззет заглянула в кошелек и отвесила челюсть от изумления: «Столько золота, Джез!» Навскидку она насчитала почти пятьдесят монет.

— Откуда тебе знать, что я просто не возьму золото и не сбегу?

Арбитр с ухмылкой отвернулся.

— Потому что тогда я найду тебя, а мне кажется, что тебе совсем не хочется бегать от Инквизиции до конца своих дней.

Первый стражник умер, издав лишь бульканье, а его тело с глухим звуком упало на землю, тут же пропитавшуюся кровью. Бетрим мог сказать о Генри много плохого, но нельзя было не признать, что людей она приканчивала мастерски. Ничего удивительного, что в Чаде за ней закрепилась репутация одного из самых печально известных убийц.

Никто доподлинно не знал, откуда Генри взялась и почему она начала убивать. Просто несколько лет назад в Чаде стали находить трупы. Поначалу это был простой сброд, но вскоре она стала «заниматься» всеми без разбору. У Бетрима сложилась своя теория насчет этого. Генри любила вид крови. Торн видел, как загорались у нее глаза каждый раз, когда она выпускала кому-нибудь кишки, когда смотрела, как разлетаются алые брызги… Ее лицо при этом сияло так, как никогда и ни у кого, по крайней мере на памяти Бетрима.

Когда стража ее поймала, рабство как кару отмели сразу. Люди вроде Генри не перестают убивать только потому, что кто-то защелкнул у них на шее железный ошейник и объявил чьей-то собственностью. Девушке светила виселица, но у правящего Совета на нее оказались большие планы. Ее освободили в обмен на кое-какую работу для них. Генри никогда не вдавалась в подробности. По крайней мере, не при Бетриме.

Второй стражник отошел в мир иной тоже бесшумно — крик так и не успел вырваться из его глотки. Метательный нож Шустрого попал бедняге прямо в глаз. Чертовски хороший бросок, но Бетрим ни за что не сказал бы этого Шустрому. У парня и так самомнения на троих.

— Вы видели? — Чуть ли не вприпрыжку бросился к трупу Шустрый. Он склонился над телом, чтобы оценить собственную работу. — Скажите мне, что хоть кто-то это видел. Генри, ты ж стояла прямо за ним.

Девушка бросила на него хмурый взгляд.

Шустрый самодовольно улыбнулся и заботливо потянулся рукой к лицу Генри.

— Не волнуйся, любовь моя. Я бы никогда в тебя не попал.

По-змеиному быстро Генри оттолкнула руку Шустрого, а затем прописала мощный удар ему в лицо. Шустрый даже не стал уклоняться — лишь отпрянул, смеясь и разбрызгивая кровь.

— Тихо, — зашипел Босс, — вы оба. Мослак, Зеленый, спрячьте тела, пока кто-нибудь их не обнаружил. Шустрый, открывай решетку. Шип, подойди сюда на секунду.

Бетрим вместе с Боссом отошли чуть в сторону от остальных. Шустрый между тем вытянул свой метательный нож из глазницы стражника, вытер лезвие о ногу мертвеца и вернул оружие за пояс. Хоть он и оставил свой короткий лук в доме, его арсенал ножей всегда был при нем. Послав Генри воздушный поцелуй, Шустрый принялся колдовать над решеткой. В деле вскрытия замков мало кто мог его обойти. По заверениям самого Шустрого, занимался он этим с четырех лет. Впрочем, Бетрим старался как можно меньше верить тому, что вылетало из говорливого рта полукровки.

— Думаешь, сможешь пролезть по трубе, Шип? — спросил Босс, на его лице читалась тревога.

Бетрим никогда прежде не видел южанина таким. Не самое ободряющее зрелище.

— Да, пожалуй. Хоть и впритык. Зеленый вон мельче меня.

— Зеленый — профан, он гавкает, но не кусается. А там мне будет нужен кто-то с именем. Мне будет нужен Черный Шип.

— Хм?

— Чтобы не дать этим двоим поубивать друг друга, — пояснил Босс, кивнув в сторону Генри и Шустрого.

— Думаешь, от них могут быть проблемы?

— Я думаю, что наша работа слишком важна, чтобы рисковать и пытаться это узнать. Шустрый невысокого мнения о женщинах, даже о Генри, а она скорее выпустит ему кишки, чем позволит к себе прикоснуться. Черный Шип нужен мне там, чтобы поддерживать мир.

— Не мастер я в этом, но тебя понял. Буду держать их на поводке.

Правда заключалась в том, что Бетрим Торн был не из тех людей, которые могли вести за собой других, из тех же, кем он командовал в прошлом, в живых осталось очень мало. Впрочем, головорез считал, что сможет удержать этих двоих от того, чтобы вцепиться друг другу в глотки. И все же ему совсем не нравилась идея лезть в трубу. Если он застрянет на полпути вниз, его могут и не достать. А застрять там — все равно что оказаться замурованным в камне без возможности пошевелиться в ожидании смерти. Эта мысль пугала Шипа до чертиков, хоть он никогда бы в этом не признался.