(Если бы уважаемый Мустафа знал, о чем и, главное, в каком ключе думает его образованный внучатый племянник, он бы, не медля ни секунды, достал из того же ящика письменного стола тяжелую «беретту» с глушителем и проделал в его ученой голове дополнительное отверстие для вентиляции. То обстоятельство, что, зная большинство его секретов, Ибрагим до сих пор его не предал, ничего не меняло. Мир за пределами принадлежащего Акаеву участка мог жить, как ему заблагорассудится; там, снаружи, все продавалось и покупалось, и сам Мустафа продавал и покупал направо и налево — все подряд, начиная от афганского героина и носовых платков и кончая собственными земляками и депутатами Государственной Думы. Но здесь, в доме, ему были нужны лишь самые верные соратники, которые служили бы не за страх и, тем более, не за деньги, а по убеждению. Тот, кто трудится во имя идеи, не должен мечтать о свободе и даже мысленно обсуждать приказы старших, ибо сомнение — первый шаг к предательству. Предатель же, пусть и потенциальный, заслуживает собачьей смерти, даже если приходится тебе родственником…)

Закрыв за собой дверь и удалившись от нее на расстояние, гарантировавшее полное отсутствие слышимости, Ибрагим вынул из кармана плоский, увесистый блин мобильного телефона и позвонил Аслану. Идти за ним не хотелось: Аслан, скорее всего, по обыкновению сидел в прокуренной, как коптильня, комнате охраны и травил байки со свободными от дежурства караульными, которые своей внешностью и манерами больше всего напоминали бандитов с большой дороги. Ибрагим не любил спускаться в караулку и разговаривать с этими людьми: их шутки, хотя и беззлобные, неизменно повергали его в смущение, потому что он не знал, как на них реагировать и что отвечать. Это были земляки Ибрагима, которые хорошо к нему относились и работали на его дядюшку Мустафу, но молодому человеку они казались теплой компанией питекантропов, доставленных в наше время прямиком из каменного века. А о чем программисту с университетским дипломом говорить с питекантропами? То-то, что не о чем…

Он передал Аслану, что его желает видеть уважаемый Мустафа, и поспешно прервал соединение. Говорить с Асланом ему было еще труднее и неприятнее, чем с охранниками. Охранников он презирал, а Аслана боялся, потому что тот, казалось, видел его насквозь и время от времени странно на него поглядывал, как бы говоря: «Если бы не твой дядя…»

Получив распоряжение немедленно явиться к уважаемому Мустафе, Аслан соскочил со стола, на краю которого до этого сидел, легкомысленно болтая одной ногой, потушил в переполненной пепельнице окурок и подтянул галстук — хозяин не любил небрежности во всем, в том числе и в одежде.

— И что же дальше? — спросил один из охранников свободной смены, жаждавший узнать, чем кончилась история, которую Аслан рассказывал до того, как зазвонил телефон.

— Расскажу после, — пообещал Аслан и повернулся к напарнику. — Хозяин вызывает. Не знаю, зачем, но на твоем месте я бы прогрел машину.

Вечно небритый Ваха, давно убедившийся, что Аслана очень редко подводит интуиция, молча кивнул, встал с просиженного дивана и скрылся за дверью, что вела в коридор, соединявший караулку с гаражом. Любознательный охранник вздохнул и переключил свое внимание на мониторы камер наружного наблюдения, где не было ничего нового и интересного, а только пустой двор, голые кусты живой изгороди да скучный кирпичный забор, что отгораживал дом Мустафы Акаева от внешнего мира.

Аслан легко взбежал на второй этаж по устланной красной ковровой дорожкой лестнице, прошел коротким коридором и деликатно постучался в дверь кабинета.

— Заходи, Аслан, — сказал из-за двери Мустафа, который, как иногда казалось Аслану, обладал способностью видеть сквозь стены. — Ты уже знаешь, что Шахов принял наши условия и даже прислал первое письмо? — спросил он, когда Аслан вошел и остановился в метре от стола. — Подойди, взгляни.

На столе перед хозяином лежали два листа бумаги с каким-то текстом, представлявшим собой, в основном, колонки чисел, сопровождаемые краткими пояснениями. Одна из двух бумаг была Аслану знакома, вторую он видел впервые. Эта, вторая, была, по всей видимости, распечаткой пришедшего по электронной почте письма.

— А он не терял времени даром, — сказал Аслан, увидев подпись, которую компьютер автоматически поставил под письмом.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Акаев.

— Подпись, — сказал Аслан. — Иван Иванов. Она ставится автоматически и соответствует имени пользователя, на которое был зарегистрирован электронный почтовый ящик.

— Не надо про компьютеры, у меня от этих разговоров начинает болеть голова! — попросил Мустафа. — Ну, и что — подпись? Или ты хотел, чтобы он подписал такой документ своим настоящим именем?

— Нет, конечно. Я говорю о другом. Он мог подписаться любым именем, но выбрал именно то, которое назвал Ваха, когда заказывал фотографии его жены и дочери.

— Э?.. — Мустафа удивленно поднял косматую седую бровь. — Ты хочешь сказать, что он за это время успел найти мастерскую, где печатались фотографии, и узнать, кто их туда принес? Похоже на правду. Что ж, он действительно не терял времени даром и пытался найти выход из положения, как и подобает настоящему мужчине. Но это уже не имеет значения. Гораздо интереснее другое. Сравни эти две бумаги. Тебе ничего не кажется странным?

Аслан взял оба листа и некоторое время сравнивал их, водя из стороны в сторону горбатым носом. Закончив, он положил бумаги на стол, сокрушенно покачал головой и сказал:

— Один из них нагло лжет. И я догадываюсь, кто. Шакал! Он думал, мы не сможем его проверить!

— Именно так он и думал, — кивнул Акаев. — И согласись, у него были все основания думать именно так, а не иначе. Да, он сопротивляется, и этого следовало ожидать. В личную охрану таких деятелей, как тот, что нас интересует, не набирают людей, которых легко купить или запугать. Шахов в этой структуре человек случайный, попавший туда благодаря тщательно организованному кое-кем везению. Он — наш козырь, другого такого случая уже не представится. Воин, близкие которого находятся в заложниках у врага, уязвим, ты знаешь это не хуже меня. И ты знаешь, что нужно сделать.

Аслан склонил голову, но тут же вскинул подбородок, твердо посмотрев хозяину прямо в глаза.

— Я знаю, уважаемый, — подтвердил он. — Поверь, я не хочу с тобой спорить, но объясни, во имя Аллаха, на что нам этот неверный? Информацию, которую он может нам предоставить, мы легко добудем и без его помощи…

— Легко или не легко, не тебе судить, — ровным голосом оборвал его рассуждения Акаев. — Ведь, согласись, не ты платишь из своего кармана этому мешку с овечьим дерьмом, каждый шаг и каждое слово которого обходятся нашим друзьям в кругленькую сумму!

— О каком мешке с дерьмом идет речь, уважаемый? — спросил Аслан. По неизвестной ему причине хозяин сегодня был непривычно разговорчив, и этим следовало воспользоваться, дабы не идти в бой с завязанными глазами.

— О том, кто передал мне вот это! — Твердый коричневый палец с желтым от никотина ногтем постучал по бумаге, извлеченной Мустафой из ящика письменного стола. — О, конечно, его информации можно верить. Он слишком изнежен, слишком привык к своему высокому положению, к роскоши и власти, чтобы рисковать всем этим, ведя двойную игру. Он отлично знает, что лгать нам — значит подписать себе смертный приговор.