Нет, подумал он. Даже если Бог существует, то живет точно не в задней комнате индейских руин!

Это нечто другое. Такое, чего он не понимал – не мог охватить своим разумом.

Кости в дверном проеме снова зашевелились и приняли форму, которую Девон узнал, хоть и отказывался это признавать. Ему показалось, что он услышал вздох, голос, шепот.

Его имя.

Девон инстинктивно бросился в центр комнаты, где рядом с камнем стояли его родители.

– Мама! – закричал он. – Папа!

Он дотронулся до отца, и тот упал на спину, словно был сделан из глины. Осколки его тела разлетелись во все стороны, не отличимые от других черепков.

Девон схватил мать за руку, но почувствовал лишь сухость и холод, словно от извлеченного из холодильника куска кожи. Всхлипнув, он заметался по комнате и закричал, сам не зная, к кому обращается:

– Простите!

Он не знал, за что просит прощения – за все, что когда-либо сделал или даже подумал, хотя понимал, что теперь это не имеет никакого значения и его слова ничего не изменят.

Тусклый желтый луч фонаря моргнул и начал гаснуть.

– Помогите! – что есть мочи крикнул Девон. – Помогите!!!

Он лихорадочно оглядывался, и последнее, что бросилось ему в глаза, прежде чем луч фонаря погас окончательно, – у матери была прическа «под африканца».

I

Глен проснулся раньше Мелани и осторожно перекатился на бок, чтобы полюбоваться на нее спящую. Она крепко спала – хаос и ужас последних дней никак не отразились на ее гладком лице. Лоб без морщин, глаза закрыты, полные губы слегка раздвинулись, пропуская легкое дыхание. Солнце еще не взошло, но на улице уже посветлело, и Глен ясно различал черты ее нежного, милого лица, ставшего таким знакомым за последние несколько дней.

Из всего случившегося с ним, подумал он, это самое необычное. Они. Остров безмятежности посреди шторма. Их зарождающиеся отношения.

Зарождающиеся отношения.

Звучит так сентиментально… Он никогда не думал о жизни как о череде этапов и теперь растерялся от того, что полностью поглощен и захвачен первыми серьезными отношениями за… сколько? Десять лет? Пятнадцать?

Глен вспомнил Ким Мэнгам, свою подружку в колледже, вспомнил их первый секс в его комнате, а не в машине. Она помочилась в ду́ше в его присутствии, а потом они занялись оральным сексом, узнав вкус друг друга. «Многие люди женаты пятьдесят лет, а ни разу не были так близки, как мы», – заявила она. Наивное преувеличение – клише, которое повторяют и в которое верят все любовники на планете. В то время Глен на это купился, но через много лет понял, что такие самонадеянные заявления широко распространены и типичны – они помогают обычным людям чувствовать себя чем-то особенным.

С Мелани это чувство вернулось. Секс у них ничем не отличался от секса любой другой пары, а признания не были более интимными или откровенными – но ощущение было именно таким. Казалось, что их отношения ближе, чем у любых других любовников на Земле в данный момент, и это было потрясающее чувство, вызывавшее прилив эндорфинов, ощущение душевного подъема, полноты жизни и безотчетного счастья.

Мелани открыла глаза и удивилась, обнаружив, что он рассматривает ее. Но не смутилась. Сонно улыбнувшись, она приподняла голову и поцеловала его. У обоих дыхание было не слишком свежим – «утреннее дыхание», как называет его реклама, – но им было все равно, и они не стеснялись этого; Глен вновь подумал о магии, которая свела их вместе.

Магия.

Черт возьми, он и вправду стал сентиментальным!

Мелани потянулась и села.

– У нас полно дел.

Глен кивнул. Если верить Заку Иену – адвокату, которого они нашли, – Рона сегодня освободят. Глену казалось, что «Зак Иен» похоже на марсианское имя, да и сам адвокат производил впечатление инопланетянина, но Мелани навела справки, и, по отзывам учителей ее школы, которые раньше обращались за юридической помощью, он был лучшим в городе. Рон оплачивал услуги адвоката своей кредитной картой, но Глену пришлось выступить в качестве поручителя и оплатить залог.

Полиция расследовала исчезновение родителей Рики (родители Джерода объявились, и с ними все было в порядке), а также Эла, Бака, Рэнди и Джуди. Копы вели дело обычным порядком, как того требуют инструкции. Однако Глена не покидало ощущение, что они что-то подозревают, но отказываются признавать это «что-то» и действовать соответственно. В полиции понимают, что это не рядовые случаи, которые можно объяснить чисто человеческими причинами. Только так можно было истолковать взгляды, которыми они украдкой обменивались, и странное молчание в ответ на некоторые вопросы.

Полицией дело не ограничивалось. Все в городе казались какими-то странными и словно что-то скрывали, нечто такое, что касалось его и Мелани, но что им упорно не сообщали. Тайная враждебность, которую он чувствовал и раньше, теперь стала открытой. За время их отсутствия отношение горожан к раскопкам и всем, кто был связан с ними, изменилось в худшую сторону. Вчера, когда он заправлял машину, пожилая женщина, стоявшая по другую сторону колонки, с осуждением посмотрела на него. «Почему бы вам не вернуться туда, откуда пришли?» – буркнула она. Кассир в ночном магазине, мужчина средних лет в шляпе с высокой тульей, практически швырнул ему сдачу, сопроводив свой жест презрительной ухмылкой. Позже, в аптекарском магазине, куда они принесли фотопленку для проявки, группа молодых качков ходила вслед за ними между полок, смеясь и отпуская грубые замечания. А когда они с Мелани вышли на улицу, оказалось, что кто-то забросал ветровое стекло машины сырыми яйцами.

Глен отбросил одеяло, скатился с кровати и подобрал с пола трусы.

– Я в душ. Хочешь со мной?

Мелани, принявшая душ вечером, покачала головой и села.

– Я приготовлю завтрак. Гренки будешь?

– Отлично!

Насчет душа он спросил из вежливости и испытал облегчение, что им не придется принимать его вдвоем. Настроение было неподходящим для секса, и Глен обрадовался, что притворяться не нужно.

Ну да, средний возраст.

Он пошлепал в ванную.

К тому времени, как Глен принял душ, побрился, причесался и оделся, Мелани пожарила гренки и сварила кофе. Завтракали они за маленьким столиком на заднем крыльце, выходящем на ухоженный двор. Несколько маленьких птичек с коричневым оперением порхали с дерева на дерево, изредка пикируя к ванночке для птиц на лужайке и разбрызгивая крыльями воду.

– Малиновки?

– Воробьи, – улыбнулась Мелани.

– О, – смущенно пробормотал Глен.

Она рассмеялась.

– Я городской парень, – сказал он в свое оправдание.

– Я заметила.

Они грелись на солнце, наслаждаясь завтраком и делая вид, что в мире все хорошо.