– Я горошек брал. Котлету и кофе.

– Так, значит, это в чем-то одном.

– Что это? – поинтересовалась Черная Королева. Малдер пожал плечами.

– Сальмонеллез, бактериальная инфекция. Трудно сказать точно. – Черная Королева кивнула, а Малдер повернулся к Постникову: – Виктор Аркадьевич, вы не могли бы остаться тут и, если вдруг Эльзе Германовне станет хуже или вы почувствуете какой-то симптом…

– Я вам позвоню, – кивнул Постников. Мы тут же направились к выходу – я, мой Малдер и Черная Королева, поглядывающая на меня с какой-то неприятной смесью задумчивости и подозрительности.

– Я просто не могу поверить, что нас отравили в столовой, – пробормотала я. Но то, что мы увидели, когда добрались до места, исключало любые разночтения. Все говорило само за себя.

Вообще-то столовая у нас была большая, светлая, с блестящими металлическими трубками, по которым мы толкали подносы с разнообразной вкуснятиной. В столовой была отдельная стойка с десертами, имелась и роскошная стальная кофемашина, поклонницей которой я являлась с самого первого дня ее появления тут. И не только я. Вообще, иногда мне казалось, что многие в нашем «Муравейнике» работали, занимаясь какой-нибудь мурой – охранники, менеджеры по продажам, администраторы на телефонах, – только ради того, чтобы один-два раза в день посетить столовую.

Высокое руководство, в принципе, всегда заботилось о сотрудниках. Хотя понятно, что в идеале они бы предпочти держать нас в кандалах и лохмотьях, прикованными к рабочим местам. Черная Королева ходила бы по рядам и била нас плетью, чтобы мы быстрее печатали, а кормили бы нас раз в день, вечером, какой-нибудь баландой. Но эти мечты так явно противоречили принципам гуманизма и прочей толерантной ереси современного мира, что приходилось давать нам некоторую свободу маневра и кормить регулярно, три раза в день, разумеется, за наши же деньги.

Столовая открывалась в одиннадцать и работала до шести, чтобы те преданные работе сотрудники, что планируют остаться трудиться после того, как отзвенит гудок, делали это на сытый желудок. В среднем в день через нашу столовую проходит, наверное, человек двести – немалая нагрузка, надо сказать. За сегодняшний понедельник нашу сияющую чистотой столовую успело посетить почти все население Земли, когда апокалипсис накрыл столовую с головой.

Войдя в зал, мы сразу заметили, что несколько человек с аналогичными симптомами сидят в уголке за столом. Они добрались до столовой, потратив на это часть своих малых сил, чтобы спросить, что за фигня творится в родимом учреждении. За кассой никого не было, стальная дорожка для подносов пустовала, в баках и чанах дымилась никому не нужная еда. В углу, около окна, рыдала наша кассирша, девочка с тоненькой косичкой – я, к сожалению, не знала ее имени. Запах в столовой был кислый, тошнотворный.

– Сколько случаев отравления? – тут же перешел к делу Малдер. Он зашел за ограждение, вызвал из подсобки бледную, но неотравленную повариху и принялся осматривать чаны с пищей. – Когда вы закрылись?

– Я не знаю, что произошло! Клянусь, все же всегда было нормально.

– Как давно вы закрылись? – повторил вопрос Игорь. Повариха закрыла лицо полотенцем и разрыдалась.

– Час назад, – прорыдала она.

– Значит, надо ожидать новых пострадавших. Так, давайте составим список того, что ели те, кто отравился. Начнем с того, что ела Панночка. Ромашка, пиши, – Малдер оставался спокойным и сосредоточенным и с каждой минутой все больше напоминал киногероя фильма, снятого по мотивам романа Стивена Кинга. Кто-то в таких фильмах всегда принимает руководство на себя.

– Пишу! – кивнула я, взяв листок с кассы. – Эскалоп, салат, фасоль, солянку.

– Я тоже ела солянку, – простонала девушка, прерывисто дышавшая в приоткрытое окно в углу столовой.

– И я, – кивнул мужчина рядом с ней.

– Так, – хлопнул в ладоши Малдер. – Необходимо по громкой связи объявить, что все, кто сегодня ел солянку, должны немедленно явиться в холл на первом этаже для проверки. Столовую мы сейчас опечатаем. Ромашка, сможешь это организовать?

– Да, конечно, – кивнула я и как настоящий боевой солдат побежала выполнять данное мне поручение. Через полчаса холл первого этажа напоминал гудящий растревоженный улей. Туда приползли те, кто ел солянку, те, кто сидел с ними рядом, когда они ели солянку, кто проходил мимо солянки и также те, кто слышал о том, что наша солянка отравлена. Иными словами, все, кто только был в нашем учреждении, явились в холл первого этажа, чтобы нагнетать обстановку. Паникующее людское море: кто-то начал кричать и требовать справедливости, кто-то просто рыдал, потом появились первые медики – все это и в самом деле напоминало настоящий конец света.

Все было очень плохо, и на этот раз мой пессимизм был совершенно ни при чем. Репутации предприятия был нанесен серьезный ущерб. Большие боссы с двадцать седьмого бегали, смотрели на то, что происходит в холле, затем вызывали юристов на консультацию, но старший юрист сам любил солянку, так что теперь лежал вместе со всеми отравленными и раскидывал предварительные фишки на будущий судебный иск к руководству «Муравейника». Боссы нервничали и кричали, что столовая – это отдельная организация, что это чистый аутсорсинг, так что отвечать они ни за что не будут. Кто-то снимал все это на видеокамеру. Особенно художественно смотрелся массовый вывоз отравленных – совсем как в зарубежных детективных сериалах, где много «Скорых», носилок и крови.

У нас крови не было, и все отравленные солянкой – их оказалось чуть больше тридцати человек – были успокоены, уколоты чем-то и тихо-мирно доставлены в инфекционное отделение местной больницы. Людей увезли, холл первого этажа опустел, остались только мусор, пустые бутылки из-под воды, шприцы, разбитые ампулы, свернутые в пакеты. Уборщицы не спешили, некоторых из них тоже увезли. Вскоре после медиков прибыли и представители полиции, начались допросы-опросы. «Муравейник» кипел, у каждого было что-то, что он хотел сообщить полиции. Я не могла сообщить ничего интересного, ибо в столовой не была.

Малдера допрашивали дольше. Он вышел из комнаты, где работала полиция, усталым и задумчивым, кивнул мне и жестом показал, чтобы я проследовала за ним. Мы забрались в его кабинет, полный цветов – что немедленно напомнило мне об Анне, – и устало плюхнулись на психотерапевтический диван Игоря.

– Тебя не будут искать больше? Ты же вроде главного свидетеля получился? – улыбнулась я, устало закрывая глаза.

– Позвонят, если что.

– Ну да, конечно. Знаешь, меня вообще удивила полиция. Хотя, с другой стороны, – массовое отравление, конечно. Думаешь, будет следствие, суды какие-то? Жалко нашу повариху. Вообще-то она хорошо готовит, и ничего такого никогда не было.

– Уголовное дело возбудят, это точно, – сказал Малдер, устало снимая галстук.

– Халатность, да? Или антисанитария? Вообще, у них всегда было очень все чисто.

– Что-то тут не так, – протянул Малдер, глядя на свой великолепный панорамный вид за окном. – Что-то не так.