Место для засады было удобное. Грунтовая дорога по лесу идет, мост узкий, бревенчатый настил его давно ремонта требует. Груз на этих же телегах в отряд доставят, будет запас на зиму.

Отряд изредка снабжали с самолетов, но только взрывчаткой с детонаторами для совершения диверсий. Оружие, патроны и пропитание партизаны должны были добывать сами, как трофеи, отбитые у немцев и изъятые у населения – добровольно или принудительно, как у мельника. В селе еще была маслобойка, но подсолнечник по военным временам сеяли мало, колхозы были запрещены, трактора с грузовиками мобилизованы в армию. И лошадей для пахоты и уборки в селе осталось мало, потому селяне выживали за счет огородов.

Засеять в поле делянку не хватало семян, тягловых лошадей, да и сами поля зачастую были опасны из-за неразорвавшихся снарядов, мин и бомб. К тому же при отступлении Красная Армия, чтобы задержать врага, минировала дороги, мосты, поля, и случалось так, что селяне подрывались на минах. Староста разговаривал с бургомистром, тот обещал прислать саперов, но обещания так и не были выполнены. Кому из немцев придет в голову посылать на опасное мероприятие саперов? Они в армии нужны, на передовой.

Немцы в начальный период войны сильны были танковыми ударами, бронированными клиньями раздирающими нашу оборону, а танкам для оперативного простора нужны открытые пространства – поля, луга.

Обоз выехал из села.

Сергей обосновался в комнате полицейского участка, приоткрыл окно: в случае нападения на обоз он обязан был с полицейскими выехать к месту боя. На этот случай во дворе стояла бричка, вмещавшая четыре-пять бойцов, а в конюшне – лошадь.

Напряжение нарастало. Сергей ожидал далеких выстрелов, а их все не было.

Прошел час, второй… Сергей забеспокоился: обоз давно уже должен был миновать Еремин мост. Неужели в отряде отказались от нападения?

Очень некстати заявился Аксенов. Уставился подобострастно, глаза преданные, как у собаки.

– Дозвольте доложить, господин начальник?

– Слушаю.

– Михеева вчера днем из села отлучалась, час не было ее – я засекал.

– В руках у нее что-нибудь было?

– И туда и обратно – с пустой корзиной.

– А куда ходила, не проследил?

– Нет. Дорога пустая, она меня сразу бы заметила.

С началом войны дороги уже не были столь оживленными. На перекрестках, у мостов зачастую дежурили полицейские или стояли немецкие заставы: проверяли документы, досматривали подводы или ручную кладь, обыскивали – даже обнюхивали.

Человек, живший в лесу, для приготовления пищи использовал костер, а не печь, поэтому одежда и волосы пропитывались запахом дыма. Немцы после проверки аусвайса таких, с запахом, задерживали и доставляли в полицию или гестапо.

Первоначально много партизан попалось в лапы к врагам именно из-за запаха, но потом партизаны придумали выход. Для появления в селах и городах они использовали другую одежду, хранившуюся в землянках. Учитывая, что связников или разведчиков в отрядах было немного, то и одежды требовалось всего несколько комплектов.

Особое внимание немцы и полицейские обращали на мужчин призывного возраста. Детей, подростков, женщин и стариков после беглой проверки документов они пропускали.

– Хорошо, Аксенов, продолжай наблюдать. Пока все, что ты увидел, мало что дает. Ну, вышла молодая женщина в соседнюю деревню или по грибы-ягоды – и что? Вот если бы засек ее встречу с партизаном, тогда было бы интересно.

– А как я узнаю, партизан он или нет?

– Оружие он при себе должен иметь, иначе какой это партизан? И встреча должна быть не любовная, без объятий и поцелуев. Вдруг она к полюбовнику бегает? Иди, старайся!

– Рад служить! Хайль Гитлер!

– Хайль!

При первой же встрече наедине Сергей рассказал Семенову о бдительном полицейском.

– Вот сволочь!

– Михеева эта имеет отношение к отряду?

– Связная. Я ей сведения передаю, она мне доставляет, если есть приказы или указания.

– Прищучить Аксенова надо. Устройте ему засаду недалеко от места следующей встречи, возьмите полицая без шума без пыли. Допросите, что видел и что знает, и в расход. Слишком инициативный.

– Так и сделаем.

Стрельбы, нападения на обоз по-прежнему слышно не было, а нападение все же произошло, только дальше. Сова решил, что дважды в одном месте акции проводить не стоит: у немцев подозрения возникнут, что отряд неподалеку дислоцируется, могут устроить прочесывание лесов.

В районе леса были, и, кроме кадровых разведчиков и диверсантов, действовал еще один отряд, самоорганизовавшийся из окруженцев и местных жителей, горевших желанием бить врага. Но он располагался на другом конце района. Там места поглуше, леса почти дремучие, немцы туда соваться боялись. И чтобы прочесать такие леса, дивизия нужна, но немецкие солдаты нужны фюреру на фронте.

Порядок в немецком тылу поддерживали полицейские, зондеркоманды и немногочисленные, но очень жестокие отдельные полицейские батальоны. Немцы комплектовали их по национальному признаку, скажем, украинцы или литовцы, и транспортом перебрасывали в чужие республики. Латыши бесчинствовали в Белоруссии, а украинские националисты расправлялись с жителями польских поселений.

В 1939–1940 годах Красная Армия совершала так называемые освободительные походы, присоединив к СССР земли, отторгнутые у Румынии, Венгрии, Польши. Гитлер и Советы даже заключили секретное соглашение, названное пактом Молотова – Риббентропа.

Только на следующий день в село заявились перепуганные селяне и староста. Они рассказали, что на них напали партизаны и было их много. Полицейских сразу застрелили, те и сопротивления оказать не успели. Ездовых и старосту в лес завели, держали их под охраной. А лошадей и подводы с грузом увели. Вернули утром пустыми и велели возвращаться домой. Селяне и тому рады были, что живыми остались.

А вот староста был удручен – продналог никто не отменял. Он уже собирался звонить бургомистру, жаловаться, однако понимал: приедут немцы на грузовиках и отберут все. Да и партизаны предупредили: будешь бесчинствовать, людей обижать – повесим принародно на площади перед управой.

Староста был напуган. Люди из леса выучкой и оружием на партизан не походили – таких, какими он их себе представлял: бородатыми и патлатыми бандитами. После неожиданной встречи у него даже мысль мелькнула – зря он в старосты полез. Война может окончиться поражением немцев, и как тогда ему жить? О сталинских «чистках» он знал не понаслышке, его отец, как кулак, был сослан в Сибирь. Для большевиков он теперь предатель, заслуживающий смертной казни.

После некоторых размышлений староста решил все бумажные деньги – оккупационные марки, советские рубли, имевшие хождение на базарах, даже дойче-марки – обратить в золото. Желтый металл – твердая валюта при любой власти и режиме, с ним его примут в любой стране, в той же Швейцарии.