ее дочери. Клодин, которая скоро собирается отойти от дел, рассказала мне о своем видении заповедника «Лола» и его программы по выпуску животных на волю. Она подчеркнула и роль местного населения в охране природы. Дело не только в животных, сказала она; очень важно также отношение людей. Когда люди на твоей стороне, нет ничего невозможного, поэтому вокруг «Эколо» созданы общественные проекты. Теперь каждый раз, как Клодин приплывает на лодке (реки — это дороги ДРК), жители деревни выходят в своей лучшей одежде, танцуют и поют на берегу.

Мы также обсуждаем заметную роль женщин в деле защиты природы[189]. Заповедник «Лола» — единственное убежище для бонобо, но в Африке существует множество убежищ и реабилитационных центров для шимпанзе, горилл, слонов, носорогов и других представителей животного мира. Практически все они основаны и управляются женщинами. Кстати, то же самое можно сказать об убежищах для бывших подопытных животных и бывших домашних любимцев на Западе. Даже широко известный Фонд защиты дикой природы Дэвида Шелдрика, несмотря на название, был основан женщиной. Дафни Шелдрик назвала убежище в честь своего покойного мужа. Пока он был занят созданием крупного национального парка в Кении и борьбой с браконьерами, торгующими слоновой костью, она приютила и выкормила сотни слонят-сирот. О самом живом участии женщин в создании убежищ также говорит то, насколько важную роль сыграла в этом деле одна из первых активисток американского движения за сохранение окружающей среды Рейчел Карсон и играют современные борцы за экологию — от Джейн Гудолл до Греты Тунберг.

Некоторые защитники окружающей среды смотрят с презрением на движение по созданию убежищ. Они предпочитают заниматься более крупными проблемами, такими как борьба с лесозаготовительными компаниями и сохранение целых экосистем. Конечно же, это важно. Но мы не можем оставить на произвол судьбы юных бонобо, отнятых у своих матерей и плачущих от горя. Я невероятно благодарен неравнодушным людям по всему миру, таким как Клодин. Необходимо защищать уязвимых животных — так же, как и здоровье планеты.

Ведь нам под силу справиться и с тем и с другим.

6. Сексуальные сигналы. От гениталий и лиц до общей красоты

Колоритное лицо самца мандрила как будто повторяет его зад. Красная линия посередине морды на фоне синих околоносовых гребней напоминает вид ярко-красного пениса на фоне синих ягодиц. Даже оранжевая бородка копирует пучки оранжевой шерсти под мошонкой.

Точно так же окраска груди самки гелады повторяет узор на ее крестце: ярко-красные соски расположены настолько близко друг к другу, что напоминают половые губы. Голая кожа вокруг сосков похожа на кожу седалищных мозолей. Мы гадаем, какова функция этих эффектных сигналов у обезьян, и улыбаемся, глядя на странную самомимикрию их тел.

Но можно ли то же самое сказать и о людях? В 1967 г. Десмонд Моррис в своей книге «Голая обезьяна» (The Naked Ape){11} высказал предположение, что похожая миграция сигналов с задней части туловища на переднюю имела место и в нашем роду. Красные губы человека отсылают к образу вульвы. Женская грудь имеет округлую форму, напоминающую ягодицы. Выпуклый мужской нос похож на вялый пенис. Не всем пришлись по нраву такие сравнения: некоторые комментаторы окрестили книгу «непристойными домыслами». Я не имею ничего против того, чтобы называть теории Морриса дикими и бездоказательными, но должны ли мы чураться упоминаний о гениталиях, словно все еще живем в Викторианскую эпоху? Ведь было бы обманом утверждать, что эти части тела нас совсем не интересуют. Мы находим их невероятно притягательными! Взгляните на бронзовые изваяния, такие как анатомически достоверная статуя «Атакующий бык» в Финансовом квартале Нью-Йорка. Или на памятник Виктору Нуару в Париже, знаменитый выдающимся бугром на брюках. Отполированные до блеска части этих статуй указывают на то, что тысячи человеческих рук трут их в области гениталий. Давиду Микеланджело повезло, что он так сильно возвышается над толпой.

Учитывая, как тяжело удается прийти к согласию о конкретном поведении, а уж тем более сойтись на том или ином объяснении поступков, анатомия предлагает идеальную стартовую площадку для дискуссии о биологии человека. Объяснения Морриса могут показаться возмутительными, но поставленные им вопросы по-прежнему актуальны. Почему мы единственные приматы с вывернутыми наизнанку губами, которые контрастируют по цвету с кожей вокруг них? Губы не являются сексуальными сигналами у других приматов. Так почему же наши женщины так часто подчеркивают их помадой и приоткрывают или многозначительно облизывают? Почему мы единственные приматы с постоянно выступающей вперед женской грудью, которую часто еще и приподнимают с помощью бюстгальтеров или увеличивают с помощью силикона? Для выкармливания младенца вовсе не обязательно, чтобы грудь имела такую форму. Почему у нас острые носы, торчащие вперед, в то время как для других приматов не составляет труда что-то нюхать без такой странной штуковины на лице? Для эволюционного биолога эти вопросы вполне актуальны.

Ироничный стиль Морриса разрядил обстановку вокруг деликатной темы во времена, когда даже слово «голый» считалось неприличным. Тем не менее у его книги имелся серьезный подтекст, ведь это было первое покушение на концепцию «табула раса», согласно которой мы приходим в этот мир как чистый лист бумаги, на котором окружающая среда пишет все что вздумается. Моррис яростно отвергал эти додарвинистские представления и тем самым подготовил почву для популярных авторов, пишущих об эволюции, таких как Эдвард Уилсон, Стивен Джей Гулд, Ричард Докинз и другие. Но главной причиной головокружительного успеха его книги — до сих пор единственной книги по биологии, входящей в сотню самых читаемых в мире, — стало то, что он высмеивал наш биологический вид, расшатывая его пьедестал. Она предоставила читателям сочетание неожиданных наблюдений и здорового смеха.

В отношении Homo sapiens Моррис выдал следующий перл: «Этот необычный и крайне успешный биологический вид тратит массу времени, чтобы исследовать свои высшие мотивы, и ничуть не меньше времени для того, чтобы игнорировать мотивы фундаментальные. Он гордится тем, что его мозг самый большой среди приматов, но старается скрыть, что у него также самый крупный пенис»[190].

Моррис написал эти слова задолго до того, как мы многое узнали о бонобо. По сравнению с пенисами этих человекообразных обезьян большинство человеческих покажутся мелкими, особенно с учетом того, насколько меньше у бонобо все тело. Впрочем, их розовый пенис тоньше человеческого и может быть полностью втянут. Цвет делает его довольно заметным, особенно если самец помахивает им вверх-вниз. Еще более примечателен, чем способность «размахивать» пенисом, размер яичек, многократно превосходящий человеческие. Это соотносится с количеством спермы, необходимым при