В Коннеке вообще с большим недоверием относились к чужакам.

С самого начала в лагере царила жесткая дисциплина. Братство хорошо знало о людских пороках. Среди грубой деревенщины попадались и настоящие матерые преступники. Но здесь не прощали того, что обычно прощают в других армиях. Если кто-то пытался задирать сослуживца, ему доставалось десять ударов плетью, а если история повторялась, провинившегося, предварительно жестоко избив, гнали прочь, не заплатив при этом обещанного жалованья. Одного типа застукали, когда он пытался изнасиловать юного новобранца, и мерзавец немедленно, даже не успев натянуть штаны, отправился на аудиенцию к волшебнику. Аудиенция закончилась для него крайне неудачно, хотя прожил он после оглашения приговора еще десять дней.

За воровство нещадно пороли.

Солдаты хорошо усвоили правила, во всяком случае пока.

Наконец они подошли к реке Дешар у подножия горы Мило. Переправа заняла весь день. На западе от идущей с севера дороги, оставшейся еще со времен Древней Бротской Империи, ответвлялась еще одна – следующая вдоль берега Дешара. Дороги эти обозначали границу между Новой Бротской Империей и государствами, где разговаривали на некоем подобии арнгендского языка. Еще дальше на север очередное ответвление убегало на северо-восток к Салпено – столице арнгендских королей.

В самом Коннеке древняя дорога шла на запад мимо самых крупных городов, возле реки Верс в Парле сворачивала на северо-запад и, миновав Каурен, добиралась до океана.

Спустя два дня патриаршее войско сошло с дороги и углубилось в южные холмы, засаженные виноградниками. Вскоре они уже были во владениях епископа Серифса, откуда открывался вид на обнесенный высокой крепостной стеной Антье.

Обширное поместье напоминало древние виллы и было густо обсажено виноградом. Поблизости на склоне охряного холма, прямо в излучине реки Джоб, примостился Антье. Стены и башни его находились в прекрасном состоянии, именно на них, по всей видимости, и зиждилась уверенность защитников, о которой патриаршие войска уже были наслышаны.

Граф Реймон Гарит и жители города с величайшим презрением относились к своему епископу и открыто заявили разведчикам Братства, что у них достаточно запасов на зиму и осаду они выдержат. В Антье намеревались есть и пить вволю, пока за стенами враги здравого смысла сначала сожрут всех собак, кошек и крыс, а потом примутся глодать свои сапоги и есть землю.

Епископ соизволил покинуть поместье как раз тогда, когда армия Братства разбивала лагерь на ближайшем холме. Он пришел в ярость, увидев, какой ущерб нанесли его виноградникам.

Элс оказался поблизости, когда Серифс встретился с Грейдом Дрокером, – недостаточно близко, чтобы расслышать разговор, но достаточно, чтобы увидеть, какой эффект произвела встреча на епископа. Через мгновение тот побледнел и принялся судорожно глотать воздух и что-то бормотать. Волшебник поковылял прочь, а святой отец, отдышавшись, снова покраснел от злости и, пылая гневом, удалился обратно в поместье.

Да, Дрокер обладал нешуточной властью, ведь епископ, как говорили, ходил в любимчиках у патриарха.

Элс вместе с подопечными расположился так, чтобы видеть палатку волшебника, поместье и Антье. Осмотрев укрепления, он решил, что жители города действительно могут спать спокойно: эти высокие стены способны хоть целую вечность сдерживать натиск необученных вояк. Даже если Грейд Дрокер применит все доступное ему волшебство.

Шел четвертый день. Те, кто осмелился напасть на поместье епископа, держались от отряда подальше. Жители Антье и солдаты из войска Братства лишь обменивались оскорблениями, но до оружия дело пока не доходило. Патриаршие защитники были молоды, им недоставало опыта и выдержки. Если бы у коннектенцев хватило сообразительности этим воспользоваться, они могли бы причинить силам осаждающих немалый урон.

Но делать им это, в общем-то, было незачем: жители Антье могли спокойно ждать, покуда зима не прогонит незваных гостей прочь. Граф Реймон несколько раз заявлял, что осаду, мол, можно прекратить, ограничившись только ущербом, нанесенным епископским виноградникам и гордости Брота.

Грейд Дрокер собрал военачальников, чтобы выслушать их мнение. Опытные воины, которые, как и Элс, обучали новобранцев, не видели особого смысла в этом собрании. Волшебник явно будет делать так, как решил. Зачем же устраивать балаган и о чем-то их спрашивать?

Элса повысили в должности, но лишь потому, что никто из братьев не хотел выполнять лишнюю работу. Епископ предоставил для собрания одну из комнат в своем поместье, чтобы им не пришлось мокнуть под дождем. Стул Элсу не полагался. Из комнаты вынесли все, что можно было украсть или запачкать. Ша-луг прислонился к влажной холодной стене рядом с Пинкусом Гортом. Стояли они позади всех. Забавно получилось: здесь ему досталась та же роль, что и дома, – солдат в войске господнем.

– Брат Дрокер, кажется, чем-то недоволен, – пробормотал Горт.

– Это точно.

А еще волшебник явно на ладан дышит.

Да, слухи не врали: тот пушечный выстрел сделал его калекой. С левой стороны лица торчала голая кость.

– Да, отделали будь здоров, – заметил Пинкус. – Видок такой, будто его часа четыре беззубый тигр жевал.

Элсу говорили, что Дрокер почти все время носит маску; почему же, интересно, сегодня он решил ее не надевать?

Другой брат помог волшебнику усесться за высокий стол. Дрокер действительно злился. С трудом, но громким и отчетливым голосом он произнес:

– Бехтер… найди епископа… Серифса. И… принципата Донето. Им велено было… явиться.

– Надеюсь, – пробормотал Горт, – Дрокер им покажет, почем фунт лиха. Недоумки, втянули нас в это дерьмо, а сами, видите ли, носа не кажут.

Элс и бровью не повел. Наверное, Пинкус уже успел с утра приложиться к бутылке – слишком уж громко прозвучал его шепот.

Но Горт был еще достаточно трезв, чтобы заметить свою ошибку. Он примолк на добрых десять минут.

Явился епископ. Внешность этого толстяка ясно свидетельствовала о долгих годах, посвященных прозябанию в пороках. Круглое, испещренное красными пятнами лицо говорило о пристрастии к выпивке и об апоплексии. Ни в каком собрании Серифс, разумеется, участвовать не хотел.

Епископ пылал праведным гневом, но гнев его быстро улетучился под мрачным взглядом холодных глаз Грейда Дрокера.

Довольно трудно жаловаться и ныть в присутствии человека, который столь явно презрел собственные ужасные раны для участия в походе.

– Епископ, – сказал волшебник, – садитесь, для вас поставили кресло. Где принципат Донето?

Вскоре прибыл и патриарший посланник – его внесли на носилках трое телохранителей и один епископский слуга. Остальные телохранители сбежали. Реши кто-нибудь снова покуситься на жизнь принципата, у Бронта возникли бы серьезные затруднения.

Элс боялся, что Горт сейчас ляпнет что-нибудь нелестное и в адрес Донето, но всем сразу же стало очевидно, что тот действительно не может передвигаться самостоятельно.