– Прекрати немедленно, Вяземский! Таня, не бойся, я не позволю тебя обидеть, – обнимаю ее и прижимаю к груди как родную.

Ну и лица у них! Словно привидение увидели, ей-богу. Свирепый отмирает первым. Деликатно покашливает, убирает платок в карман и выуживает из-под стола табуретку.

– Я так полагаю, вам есть, что нам рассказать?

– Вы должны помочь моей…

– Я твоя тетя, наверное, так? – улыбается Таня. – Мне вправду нужна помощь.

– Да, психиатрическая, – закатывает глаза Глеб. – Нормальный человек не способен провернуть все те подлости, что сделали вы!

– Мне очень жаль, я уже попросила у Каролины прощение, мне… – нервно сглатывает она. Теребит длинную прядь, заламывает руки. Вяземский заставляет ее снова переживать стыд. Возвращает в недалекое прошлое, не позволяя и слова вставить.

– Всеволод Иванович, давайте я расскажу, – беру инициативу в свои руки и быстро пересказываю то, что услышала от Тани. – Теперь вы понимаете, почему она обозлилась на меня? Я… Я украла ее жизнь. Чужими руками, но все же…

– Я займусь вашим делом, – важно протягивает Свирепый. – На самом деле случай весьма занятный.

– Занятный? – вспыхивает Таня. – Меня многие годы держали в плену, а вы считаете это занятным?

– Простите меня, я не то имел в виду. Вот моя визитка, жду вас завтра.

Таня навещает меня почти каждый день. Порой она тараторит без умолку и выглядит довольной, в другой раз – молчит и дуется за придуманные обиды. Понимаю, что ее состояние – следствие длительного отравления психотропными и прочими препаратами, но и сидеть без дела не могу. Я почти уверена, что можно достать из ее подсознания спящие воспоминания. Только кому я могу доверить родственницу? Не навредить ей, а помочь?

– Кара, добрая ты моя душа, ну чего ты вцепилась в нее? – не унимается Вяземский.

Я уже неделю нахожусь дома и не перестаю думать о судьбе Тани. – Ты бы лучше подумала, как нам вернуть в отношения секс…

– Глеб, я боюсь, – вскидываю на него виноватый взгляд. – Может, мне еще рано?

– Ничего не рано, Кара, врач не запрещал интимные отношения. Я безумно тебя хочу…

И я хочу… Головой и сердцем, но телом… Я очень боюсь, что сердце не выдержит нагрузки. Предрассудки, понимаю, но и как с ними справиться, не знаю. Может, мне тоже нужен психолог?

– Во мне сейчас один страх, Глеб, – качаю головой, ища в его глазах понимания. – Я боюсь умереть.

– Господи, из-за оргазма? Кара, я не знаю даже… Врач сказал, что ты проживешь триста лет. Сама же говорила. Так что изменилось сейчас?

– Наверное, я до конца не могу его принять. Клапан… Он словно чужой. Дай мне время, Вяземский.

– Хорошо, родная. Делай, что хочешь. Только не сели свою чокнутую родственницу в нашем доме.

Глеб не может или не хочет понять Таню. А я жду новостей от Свирепого. Он каждый день отсчитывается о проделанной работе, но толку от его поисков пока маловато.

Дни летят стремительно, как стая перелетных птиц или сорвавшиеся с деревьев пожелтевшие листья. В воздухе витает осенняя прохлада, а ночи становятся длиннее. Совсем скоро к моей меланхолии добавится тоска об уходящем летнем солнце… Кажется, я и сама барахтаюсь в вязком болоте страха за жизнь и неуверенности в завтрашнем дне – не только Таня.

Почему я не поверила врачу? Он говорил обо всем этом – депрессии, страхах, неуверенности… Но поначалу я отбрасывала дурные мысли и купалась в улыбках родных. Теперь же вижу только раздражение мужа – Глеб ревнует меня к Тане, не понимает, добавляя переживаний.

– Кара, есть новости! – Таня почти влетает в нашу прихожую.

Меня и саму потряхивает от нетерпения. Две недели! Целые две недели Всеволод искал нужные ниточки.

– Садись и рассказывай.

Таня сажает Милочку на руки, гладит ее по голове и начинает сбивчивым шепотом:

– Свирепый считает, что во всем виновата моя мама…

– Как?!

– Отец, то есть твой дед завещал мне почти все состояние, а маму наследства лишил. Она завязала отношения с молодым барменом, поэтому он… В общем, мама смогла бы претендовать на наследство лишь в случае моей невменяемости. Свирепый нашел доказательства, что это сделала именно она. Он послал своих помощников в больницу, где меня держали, и шантажом добился у врача признания. Тот подтвердил, что получал ежемесячную сумму на мое так называемое лечение… Господи, Кара, я поверить не могу, что так можно… А я еще отношения с ней стеснялась наладить, дура!

– У меня и самой голова кругом. Не понимаю, как можно так любить деньги? И ненавидеть родное дитя?

– Все дело в этом жиголо. Он моложе мамы на пятнадцать лет, вот и тянул из нее деньги. А она – дура влюбленная, плясала под его дудку. Что мне теперь с этим делать? Как дальше жить?

– Найдем психотерапевта, Таня. Тебе нужно восстанавливать свою разрушенную душу…

Глава 46

Глеб.

Я не понимал, как открыть глаза Каролине. Она с каждым днем отстранялась от меня, помогая своей сумасшедшей родственнице. Ее увлекло расследование Свирепого, тайны прошлого этой Татьяны, забота о ней. Она позабыла обо всех, не только обо мне… Проводила с Милой дежурные два часа и убегала к Тане или Всеволоду Ивановичу. Я не понимал ее поведения… С одной стороны, меня ранило ее равнодушие, с другой же – беспокоила ее мягкотелость и самопожертвование ради почти посторонней девчонки.

И, да… Я интуитивно не верил Татьяне. Она питалась добродушием Кары, нагружала ее все большими подробностями своей несчастной жизни, тянула ее время, внимание… Таня казалась мне пиявкой, прячущей истинное лицо за маской вселенской скорби.

Она приходила в наш дом и забирала у меня жену. Мы не спали вместе, ограничивая наши отношения короткими поцелуями и пожеланиями спокойной ночи. Я не понимал, что делать. Пытался поговорить со Свирепым, но получал в ответ укоризненный взгляд и осуждающий вздох. Он поверил Каролине, поверил Татьяне. Бросился раскапывать тайны ее болезни, не понимая, что умелая манипуляторша именно этого и хочет. Она напускала на лицо маску кота из Шрека, ее хотелось пожалеть всем, кроме меня. Я угадывал ее истинные мотивы, прекрасно понимая, чего она добивается. Устранить Кару, заменить ее… Стать ею, вернуть свое имя – вот, что она хотела. И выбрала правильную тактику – стала для Каролины милой и виноватой родственницей.

«– Прости меня…за Милочку. Я так виновата, что подвергла ее такому стрессу».

«– Я очень хочу стать для Миланы настоящей тетей».

Возможно, мама Татьяны видела сумасшествие дочери и