Он хранил это слишком долго, ничего не предпринимая. И все это время в нем зрела ненависть к этому человеку. Если он и хотел его найти, то уж не для того, чтоб назвать папой, нет! Иван долго не мог придумать, что б такое сотворить с ним, как сделать ему больно, очень больно. А когда придумал, нашел и увидел то, что когда-то было Щегловым, ничего не сделал. Точнее, сделал, но не то, что собирался. Оплатил уход за немощным, выжившим из ума стариком. Вот так отомстил…

Может быть, потому что не смог добить отца, он занялся его вторым сыном. То, что Беркутов ему брат, почти не сомневался с того момента, как увидел того в репортаже о взрыве в переходе метро. Он, Дубенко, по сути, увидел себя, только на десяток лет моложе. Узнав фамилию, немного растерялся. А когда понял, что Беркутова, брошенного в младенчестве все тем же Щегловым, усыновили, позавидовал ему. Зачем-то приказал Стрельцову собирать о нем информацию и дальше. Желание отыграться на братце со временем пропало, а любопытство, как и чем тот живет, осталось. Однажды, когда боль совсем доконала, он, проглотив очередную пилюлю, вдруг подумал, что хорошо бы встретиться с Беркутовым. Иван тогда медленно повторил слово «брат», словно пробуя его на вкус и примеряя на себя. Он всегда был один. А тут б-р-а-т! Кровь-то одна!

Теперь он лежит на этой проклятой койке и бесится от того, что не может довести начатое дело до конца. До встречи с братом. И еще одно чувство, непонятное и тревожащее, испытал совсем недавно, узнав о покушении на Беркутова. Испугался. Но не за себя. За младшего. Вот такое новое для него, Дубенко, чувство.

Иван опять попытался дать команду руке: «Двигайся хоть ты, наконец!» Горько посмеявшись над собой, покосился на капельницу: «Скорее бы пришла эта старая ворона. Совсем меня забросила». Он и сам не знал, зачем ждет Антонину: то ли в очередной раз услышать, что не умирает, то ли просто заглянуть в ее растерянные от его откровенного хамства глаза.

* * *

Звонок ее удивил. Последний раз Матвей Роговцев звонил в прошлом году, когда консультировался по поводу недуга героя своего будущего очерка. Антонина тогда откровенно призналась, что ее пытались заставить выдать тому липовую справку. Помогать, пусть даже и высокому милицейскому чину, уйти от уголовной ответственности она не собиралась. Роговцев своей публикацией добился-таки, что этого начальника РОВД судили…

По пустякам Матвей звонить не будет. Но что такого мог натворить Дубенко, что он им интересуется? Попробовать поговорить с ним? Ничего, кроме грубостей, в ответ не услышит, в этом Антонина была уверена. «Дождусь Матвея, а там посмотрим», — решила она.

Чайник закипел. «Хочу я есть или не хочу?» — в последнее время она питалась через силу, только б в животе не урчало. Дома аппетит портился от одного лишь помятого вида «мужа», который, стоило ей расположиться с тарелкой, тут же садился напротив и принимался жаловаться на свою тяжкую долю. Антонина обычно дожевывала почти остывшую пищу под пьяные всхлипы вконец растекшегося по стулу мужика.

Кстати, вернее, как раз некстати, вспомнился второй ее муж. Они познакомились, когда Фроське исполнилось пять лет. Антонина, к тому времени уже вполне состоявшийся доктор, имела всего одну проблему. Ей некуда было девать Фроську, когда она уходила на ночные дежурства. Днем, в ведомственном детсаду, общительная не в меру Фроська забывала про мамино существование, играя в куклы и кубики. Но на ночь там оставаться категорически отказывалась, устраивая показательный рев для ночной нянечки и Антонины. В конце концов нянька, устав от капризов Фроськи, нажаловалась заведующей, что другие дети не спят из-за одного ребенка. В результате Антонина оказалась перед выбором: менять работу или искать ночную няню домой. Однажды, забрав Фроську из садика, она решила погулять с ней в скверике у центральной площади. Это был первый теплый весенний денек, асфальт на солнышке уже оттаял, скамейки, перевернутые на зиму кверху ножками, установлены как положено. Тоня села на одну из скамеек, отпустив Фроську порисовать цветными мелками. Прикрыв глаза, откинулась на спинку сиденья. Глядя из-под опущенных век на дочь, она думала, как ей решить на сегодня главную из проблем.

— Добрый день. Я вам не помешаю?

Антонина села прямо и отрыла глаза.

— Нет, пожалуйста, — вежливо ответила она. Мужчине, прервавшему ее отдых, было на вид немногим больше, чем ей.

— Вы меня не узнали, Антонина Игнатьевна?

Она всмотрелась. Смущенно пожала плечами.

— Я отец Саши Леоновой. Меня зовут Михаил.

Антонина тут же вспомнила девчушку, которая всегда хвостиком ходила за Фроськой.

— Ах да, — улыбнулась она. — Сашенька, рыженькая такая!

— Да, это она в маму, — он перестал улыбаться. — Тихая такая же, как та была, потому и тянется к вашей. Фрося просто живчик!

Антонина вспомнила — воспитательница однажды говорила ей про эту девочку, что та растет без мамы.

— Я знаю о вашей проблеме, Антонина Игнатьевна.

— Вы о чем?

— Вам ведь не с кем оставлять Фросю на ночь, так?

— Да, — Антонина растерялась.

— А давайте девочку к нам. Вы не подумайте, квартира у нас отдельная, двухкомнатная. В доме напротив вашего. Сашенька так будет рада! Да и за Фросей мы присмотрим. А по утрам я их обеих буду в садик отводить.

— Мы?

— Я и моя мать.

Антонина задумалась: «Почему бы нет? Только неудобно как-то. Денег, что ли, предложить?»

— Хорошо, я подумаю. Но только вы должны будете взять с меня плату.

— За что? — удивление Михаила было таким искренним, что Антонина на миг почувствовала себя неловко.

— За питание, уход… ребенок у меня очень подвижный, вы же знаете.

— Да что мы, тарелку каши или пирожок Фросе пожалеем? Ну а то, что Фрося шебутная, так это замечательно! Может, она и Сашеньку расшевелит, та у нас все больше книжки рассматривает, уж до нашей библиотеки добралась!

Антонина больше не раздумывала: в ночь ей нужно было выходить на дежурство. Вечером, приведя Фроську к Михаилу, она познакомилась с бабушкой Саши. Та оказалась гораздо старше, чем думала Антонина, но была полна сил и энергии. Девочек она сразу усадила за стол, налив им по чашке молока и поставив перед ними тарелку со сладкими пирожками.

Михаил вызвался проводить Антонину до госпиталя. Она согласилась. Романа у них как такового не было. Букет, принесенный однажды Михаилом не к празднику, а просто так, был единственным за их недолгую совместную жизнь. Поженились они, как только девочки пошли в первый класс. Жили у Антонины, бабушка забирала детей из школы, кормила и делала с ними уроки. За ужином обсуждали прошедший день, планировали следующий, хотя, что уж тут было планировать — ничего не менялось, дни были похожи один на другой, как близнецы. Другому б стало скучно, но Михаилу, похоже, нравилась эта предсказуемость и покой. Позже Антонина поняла, почему он такой. Однажды вернулась мать Саши. Тоня, почему-то всегда считавшая ее погибшей, поначалу не поняла, кто эта женщина с яркими рыжими волосами. И лишь когда маме Михаила пришлось вызвать «скорую» (у нее при виде бывшей невестки случился сердечный приступ), она догадалась. Вскоре у Саши не стало бабушки. После похорон Михаил, избегая прямого взгляда Антонины, собрал свои и Сашенькины вещи и, тихо сказав «прости», вернулся к бывшей жене. Фрося ревела несколько дней, отказываясь идти в школу. А Антонина не переживала совсем. Ей было жаль дочь, которая успела привыкнуть к папе Мише, но сама она рассталась с ним легко и без сожаления.