— Может, он сам по себе того? Больше там никто с ума не сошел?

— Он ни с кем не поделился.

— Ай-ай-ай, какой жадина, нехороший. Ну что ж... Забирай у него бандуру и дуй назад, ребята разберутся. Или прислать подкрепление?

— Изъятие аппарата пока что считаю нецелесообразным. Оперативное внедрение в группу прошло успешно, легенда прикрытия разработана в деталях и сомнений не вызывает.

— Хорошо. А что дальше?

— Дальше будем посмотреть. Завтра едем за вторым ингредиентом. Псковская область. Деревня Зайцево. Могут быть проблемы со связью.

— Ладно. Если будет возможность — звони. Ильич о тебе все время спрашивает. Отбой.

Выйдя из ванной, Мурка увидела Живого, сражающегося с дверью туалета.

— Поль! Что ты делаешь?

— А ты не видишь? Создаю условия для цивилизованного мочеиспускания.

— О, это правильно! Когда достигнешь успеха, я тоже буду туда заходить, — промолвила французская княжна и, помахивая косметичкой, направилась обратно в комнату.

— А с кем это ты там по телефону болтала? — спросил, глядя ей вслед, Паша.

— С маман. В Париже ужасная жара. Опасаются, как бы Эйфелева башня не расплавилась.

Живой достал смартфон, пощелкал по кнопкам, пожал плечами. Потом мотнул головой и снова принялся за дверь.

Вернувшись в комнату, Мурка обнаружила, что Бабст продолжает храпеть, поглаживая гладкий бок швейной машинки, а за столом, печально понурившись, сидит длинноволосый парень в очках и черной футболке с застиранной и оттого неразборчивой надписью. В этом скромном очкарике Маша с трудом узнала эксцентричную хозяйку жилища: она успела забыть о том, что Сеня на самом деле — мужчина.

На столе кучей валялись использованные салфетки для снятия макияжа. Перед Сеней стояла пустая рюмка.

— Где водка, красавица? — тщательно выговаривая каждое слово, спросил он.

— Водки нет, царь вчера все вылакал.

— Какой царь? Я царя не заказывал.

— Да вон на кровати у тебя лежит.

— И правда, царь, — сказал Сеня равнодушно. — А ты, девочка, чьих будешь?

— Собакиных я.

— Не помню таких. А мы в Москву вчера автостопом не с тобой ехать собирались?

— О, да ты не помнишь ничего! Могу рассказать.

— Не сейчас, чаровница. Я полечусь и сам все вспомню. Подай мне авоську, милая, она там, на полу. Бабушке не нагнуться что-то.

Мурка ловко подцепила авоську ногой, подбросила, поймала и небрежно передала Сене.

— Из цирка, что ли? — не то с осуждением, не то с восхищением спросил тот.

— Ага, Дю Солей. К вам по обмену опытом.

— Я бы с удовольствием обменялся с тобой опытом, крошка, — выговорил хозяин, — но сейчас я просто никакой.

Он медленно поднялся на ноги, опираясь обеими руками о столешницу, и сделал два неуверенных шага к выходу. Дверь перед ним распахнулась сама собой, и на пороге появился Живой — умытый, бодрый, но все еще в бакенбардах.

— О, эту рожу я знаю! — немного оживился Сеня. — Сними с лица, меня сейчас стошнит.

— А вчера тебе нравилось! — ухмыльнулся Паша. — Сашенька, говорил, выпьем, говорил, с горя, где же кружка. А теперь, значит, все? Прошла любовь и кружка не нужна?

— Это я вчера до училки допился, что ли? Тогда с лица можешь не снимать, мне это не поможет.

— Зато мне поможет. Я только что был в ванной, морду мочалкой скреб — не оттирается. А еще я вам дверь в сортире починил. Ну... почти починил.

— Насчет двери не понял, а мочалкой ты зря. Она нестерильна. Значит, у меня в третьем ящике снизу пузырек такой стоит, написано «Лорена» — вот он снимет все на раз. И там же, слева, будет тюбик с кремом, зеленая такая ядовитая дура — обязательно намажь лицо. Будет щипать, но зато угрями не покроешься. А синяк просто припудри. Все, правда, сейчас блевать буду, если не остограммлюсь. Гуд-бай, компарес! Скоро не ждите. Ой, горячка моя белая! Еще один царь!

Последние слова относились к Петру Алексеевичу Савицкому руководитель экспедиции, проспавший двенадцать часов подряд, только теперь вышел в общую комнату и ощупывал царские усы.

— И много их тут у меня?.. — озадаченно спросила бывшая учительница. — Нет, не отвечайте, не надо. Выпить мне срочно, а потом еще накатить — и всех царей как рукой снимет.

Сеня выбежал из комнаты, даже забыв авоську.

— Доброе утро! — приветствовал всех Савицкий. — Похоже, Жозефина Павловна все-таки пришла в себя. Слава богу, а то я вчера за нее испугался. А Костя еще спит? Давайте будить, пора эксперимент начинать.

— Проспали вы эксперимент, ваше величество, — не без злорадства объявил Паша. — Академик все сам изготовил и сам все вылакал. Даже граммульки антифриза отрезвиться не оставил, прорва.

Он сидел у трюмо и потихоньку, миллиметр за миллиметром, отдирал бакенбарды при помощи «Лорены».

— А почему без меня? — обиделся Петр Алексеевич.

— Пьер, он нас даже не спрашивал, — утешила его княжна. — Сказал, что у него луженый организм, а мы будем склеивать лыжи. Ты не знаешь, что он имел в виду? Это те самые лыжи, которые стоят у печки?

— Это русская идиома, Верочка, — терпеливо объяснил Савицкий. — Он имел в виду, что напиток слишком опасен для неподготовленного желудка. Ну, так чем все закончилось? Эффект-то был?

Княжна принялась пересказывать шэр-фрэру события вчерашней ночи, а Паша украшал ее рассказ такими яркими подробностями и выразительными русскими идиомами, что под конец Петр Алексеевич просто схватился руками за голову.

— Кажется, я понимаю, почему Менделеев отказался участвовать в эксперименте прадеда. Если такое средство дать русскому народу — тут камня на камне не останется, — задумчиво сказал он. — Кстати, я сегодня, похоже, вещий сон видел. Мне снилось, что я сижу за длинным столом в шубе и высокой меховой шапке. Кругом такие же оперные бояре, и только во главе стола — несколько иноземцев вот в таких кафтанах.

Он показал на Бабста, мирно спавшего в царской верхней одежде.

— И вдруг один из этих иноземцев поднимается во весь рост — и тут я вижу, что это сам царь Петр. Он протягивает мне огромный кубок и говорит: «Пей мое царское здравие!» И я начинаю пить...

— Но ведь так все и было! — воскликнула пораженная Вера. — Царь заставлял нас пить эту ужасную тяповку!

— Вон твой кубок стоит, — показал Паша на забытую на столе пивную кружку. — Жозефинка грамм двести отпила, больше не осилила. А остальное он сам дожрал.

— Вот и я тоже сумел выпить меньше трети. И тогда Петр Первый погрозил мне кулаком и говорит: «Ты, блядин сын...» Ой, извини, Вера! Это тоже такая идиома. В общем, он мне сказал, что я должен непременно отыскать его зеленый штоф, а то он на меня разгневается.