Кстати, Елоза ушел из Машинистов и сейчас ищет работу литейщика. Чокнутый он. Надо было держаться за Машиниста, но, Загг, ты видал когда-нибудь парня, который так робел бы просить работу. Сегодня утром я узнал, что «Алмазным Инструментам» нужен человек на телефонную работу. Я пошел и взял с собой Елозу, и когда мы пришли встретиться с боссом, знаешь, в такой здоровенный кабинет, Елоза сразу захотел повернуть назад, поскольку боялся, что работа окажется ночная, а ведь он этого даже еще наверняка не знал, Загг, поэтому мне пришлось сделать вид, что работа нужна мне, а Малыш Сэм просто списывал у меня, когда мы заполняли одну и ту же анкету, и Белы ни единого слова не сказал. Говорю тебе, Джек, ему надо языком молоть, чтобы работу получить, а если он так себя вести будет, кранты ему и крышка. Надо будет как-то вбить ему это в голову. Ладно, я еще получу от тебя весточку, Джек, а ты — от меня, поэтому сейчас я скажу спокойной ночи, поскольку второй час четверга приближается, и примерно через 15 часов я получу $29,92 за свои удовольствия прошлой недели. Твой кореш, СКОТТИ, Пиши Скорей

Иддиёт, из Коннектикута, куда он уехал на работу: «Здорово пацан!» —

Винни писал так же, как говорил, что видел, то и калякал —

Он попробовал всяко, как только мог, а когда мы с ней закончили, ей еще хотелось, Загг, поверь мне, пожалуйста, я в жизни никогда не видал такую горячую тетку, просто кролик, а не баба, к тому же ты ее хорошо знаешь. Ее инициалы Б. Г., и она живет рядом со мной, не хочу писать ее фамилию полностью на бумаге, но ты знаешь, о ком я. Елоза и Скотт увалили этим несчастным жмурикам показывать, как надо. Ну, вот такая у нас жизнь, наверное. Альбер Лозон по-прежнему ходит в Общественный Клуб в полпятого каждый день, чтобы наверняка уже там быть, когда заведение откроют старый добрый Белы —[75]. Ладно, дурила старый, наверное это пока все не тяни с ответом.

ВИННИ

Переверни Другая сторона

P.S. Надеюсь, ты себе достаточно попок оттопыриваешь, пока ты там, а у меня поговорка такая: «ничего не сравнится с очень хорошим свежим кусочком мяса, чтобы освежиться», поэтому Е-

Друг мой Е-пока не надоест, а потом Е-еще немножко

Ах Ты Е-чка Эдакая

Щасспир

Е-ВСЕХ

Смилуйся над следующей девчонкой которую снимешь.

Я пролетел сквозь футбольный сезон со свистом, на полях прихотей и осенней золотой вопящей славы разрывались фиесты — и 7 ноября ни с того ни с сего, когда я уже весь обустроился и был способен на раздражение, когда влился, благословился, отфыркиваясь от невообразимостей своей новой жизни, новых банд, новых Новых годов — когда на маленьких конвертиках для памятных записок царапал «как работает Керески» или «Защита Гарден-Сити» (изучить диаграмму команды противника) или «$5 лабораторная зарплата» или «в метро выписать формулы по математике» — и у меня завелось примерно полсотни чокнутых вопящих друзей, которые карабкались на высоченный холм от самого метро до школьного дворца красными утрами, и их вечно преследовали новые птицы — вуаля — бац — приходит письмо от Мэгги, и на обороте конверта (словами такими же призрачными, как тачдаун для покойников) значится: «Мэгги Кэссиди, 41, Массачусетс-стрит, Лоуэлл, Массачусетс».

Джек,

Скажу сразу, кто тебе пишет, — это Мэгги. Просто если ты захочешь сразу порвать это письмо.

Тебе, наверно, смешно, что я тебе пишу. Но это неважно. Я пишу, чтобы узнать, как ты там и как тебе нравится школа. Как это место вообще называется?

Джек, может, ты попробуешь простить меня за все, как я с тобой поступала? Ты, наверно, смеешься надо мной, но на самом деле я серьезно. Примерно 2 недели назад в городе я встретила твою маму и сестру. Я только рот открыла и остановилась бы поговорить с ними, если б мы с тобой в то время ходили вместе, но мне стало стыдно, а вдруг они меня спросят, пишу ли я тебе, я бы и не знала, что ответить.

Джек, можно мы помиримся, мне так ужасно жалко, что я так с тобой поступала.

Не знаю, как там все, но некоторые из парней, кого ты знаешь, пытались за мной ухаживать, как только узнали, что мы расстались, вроде Чета Рейва, а про некоторых я и говорить лучше не буду. Мне Чет нравится, но не ходить с ним. Он сказал мне твой адрес, но сначала помучил. Кровгорд тоже о тебе спрашивал.

Ладно, Джек, до свиданья, если ты не ответишь, я буду знать, что ты меня не простил.

МЭГГИ

В классе для самостоятельных занятий, размышляя, но также видя смешную рожу Ханка Гидри, нашего центрового в команде, я передал ему записку показать, что у меня тоже девчонки в жизни были, он сказал нет. На обороте конверта приписал: «Вот так да! Ну ты и распутник, почище Казановы».

Я написал Мэгги немного погодя.

Я пригласил ее на весенний бал. После нескольких предварительных писем, из которых я узнал всё про то, что там происходит в смысле их грандиозной программы танцев.

В ноябре я поехал домой, стопом со своими сумасбродными приятелями Рэем Олмстедом и Джоном Миллером; Джон Миллер, на самом деле Джонатан, гений в роговых очках, торчащий над толстым ковром запада нью-йоркского Центрального парка, его сестра играла на пианино, а отец-юрист за обедом как-то сказал: «Mens sana in corpore sano —» «В здоровом теле здоровый дух» — что стало самой гордой моей поговоркой о себе, к тому же произнесенной престарелым юристом — А Рэй Олмстед был высоким симпатичным Тайроном Пемберброком Журналов Американской Любви, приятный на вид, лихач, верняк — Друг с другом они не шибко ладили, они были моими друзьями порознь; мы на старой дороге Новой Англии с приключениями заблудились, еле продрались через Нью-Хейвен, доехали до Вустера — темные дороги начала автостопа с индюшкой на обед в конце перегона.

Ночь. От неистовых последующих событий, когда в кучу мешалась моя лоуэллская банда и нью-йоркские умники, вроде того, как Елоза раскокал огромную витрину на Муди-стрит из чистого ликования, что Олмстед и Джонатан Миллер оказались такими ненормальными, — иными словами, я тогда привез своей банде самые сливки дикого мирка Хорэса Манна, я живенько огляделся и свалил, направился прямиком к Мэгги в назначенное по телефону время, и она налетела на меня сбоку с поцелуями, я лишь полуотвернуться успел — это чересчур в тот момент, когда я ее увидел, и мы начали клониться к ковру на полу, целуясь взасос, раскачиваясь и толкаясь в здоровенных оргазмических поцелуях, как на фотках из журналов про кино — серьезность, долгие латинские штудии губ, взглядики украдкой через плечо на параноидальный мир вокруг — Но у Мэгги в глазах были слезы, она вся выплакала свой маленький подбородок с ямочкой под моей склоненной шеей, а я с падающими на лоб волосами, словно какой-то французский зверь, вглядывался теперь в эту дикую парижанку и предвидел всю жизнь любви — мы готовы постичь грубоватую шутку о раскладе жизни. Но у нас нет времени, ночь возбуждает, всё происходит сразу не только с тобой, но и со всеми, поскольку происходит с тобой! — мы пылаем, богато, до тошноты от счастья, я смотрю на нее с такой любовью, а она — со своей, я не видел возлюбленных прекраснее даже на подсолнушных прериях Канзаса, когда в бьющихся закатных деревьях вякают жаворонки, а старый бродяга-сезонник выволакивает свою прискорбную старую банку бобов из торбы и нагибается над нею, чтобы съесть холодной. Мы любили друг друга.