Я очень мокрая и заведённая. Мне становится слишком хорошо…

— Я хочу долбить тебя и наказывать! Жёстко!

Доля секунды.

Карим осатанело таранит меня одним напористым толчком.

— Кари-и-и-им!

Выгнув поясницу, позабыв обо всём на свете, кричу его имя.

Меня сейчас разорвет на куски от острейшего удовольствия.

Охи, ахи. Скрип. И шорох.

Кровать бешено скрипит, шатается, вот-вот и сломается. Асадов начинает двигаться внутри меня.

Очень большой. Тугой. Приятный!

Раскачиваясь, он трахает меня членом. Не трахает, а дерет. Всё быстрей и быстрей, до забвения в голове и пятен в глазах, выбивая вздохи и стоны.

Быстро! Очень жёстко. По-животному.

Движения слишком напористые. Карим прибавляет скорости, вколачивается как озверелый.

Как бы не разорвал! Не пробурил насквозь.

Толкается вперёд, с рыком, с пряной оттяжкой, отдаляется назад, шлёпается пахом о ягодицы, вновь отстраняется.

Я чувствую его. Слишком сильно и сладко чувствую его мощный, горячий размер. Он распирает изнутри и мне становится невозможно приятно с каждым новым толчком.

Движения набирают скоростной ритм. Асадов двигается смелее и быстрее. Будто показывает кто здесь главный.

Просовывает руку снизу, под грудь, не прерывая толчков, ныряет рукой в чашечку лифчика и жадно ощупывает пышную округлость. Хорошенько её помяв, он хватает сосок, выкручивая его по спирали.

— Бож-е-е! — верещу одними губами, постанывая.

Наклоняется к шее, на которой остались отпечатки от его пальцев, и… смачно облизывает отметины кончиком языка, продолжая толкаться, вколачиваясь сначала на пол длины, после, дав мне привыкнуть, засаживает член максимально глубоко, нажимая на такие точки, от которых я начинаю испытывать грань экстаза.

— Твою ж мать! Что же ты со мной делаешь?! — шипит он, вбиваясь в сжимающуюся дырочку как стреляющий автомат. — Мне ведь до смерти хочется тебя затрахать!

Быстро и сильно. Его бёдра движутся на предельной скорости. Крупная головка врезается в тугие стенки лона. Я начинаю дрожать без остановки, как во время лихорадки с высокой температурой.

Карим щиплет сосок, чуть его оттягивает, сильно сжимает ставшим тугим маленький камешек.

Больше не могу!

Что-то такое, напоминающее атомный взрыв, на подходе. Мышцы связываются в тугие узлы, в глазах мигают мелкие мушки, а тело колет и одновременно немеет.

Внутри всё сжимается, резкой вспышкой бьёт по нервам.

Я кончаю. Боже, да! Я действительно кончаю! Тугие мышцы лона сокращаются, крепко сжимая врывающийся диким поршнем член.

И кричу.

То ли от страха, то ли от того, насколько сильно мне хорошо.

Задержав дыхание, я готовлюсь вылететь в космос…

— Да-а-а!

Толкнувшись до упора, Асадов кончает. По ногам течёт его липкое семя. Оно вытекает из лона, а он продолжает ритмично вколачиваться.

Я кончаю вместе с ним, взлетая выше неба, тону в удивительно мощных судорогах незабываемого оргазма.

Моего первого в жизни оргазма. Подаренного мужчиной.

Обессилев, обмякаю на кровати, но чувствую, как он, накрыв меня мускулистым телом, всё еще дергается внутри.

Придя в себя, отдышавшись, мужчина отстраняется. Только после этого развязывает мне руки, которые я вообще почти не чувствую.

Оборачиваюсь.

Мои глаза блестят. Ненависти к монстру сейчас нет совершенно. Он обещал наказать! Но… подарил удивительный оргазм.

Такие наказания я готова испытывать хоть каждый день. Может надо чаще сбегать и злить Асадова?

Нелюдь! Рождён таким. Или его прокляли в утробе, лишив души и всякой человечности? А характер с годами не меняется.

Я почти улыбаюсь. На секунду мне кажется, что между нами больше не будет холода. До него дошло, что нужно ценить то, что имеешь. Карим мог бы меня потерять навсегда. Может поэтому он изменился, расчувствовался, не на шутку испугался? Позволил мне впервые за всё время совместной жизни получить удовольствие?

Не будет как прежде, станет намного лучше. Отношения и семейная жизнь начнет налаживаться.

Но это лишь снова наивные мечты.

В наивной голове промелькнула эта мысль и быстро сгорела в чёрном огне бездушия.

Хотел бы убить, убил.

Я ему небезразлична.

Он жаждет меня! Помешался как зависимый!

Но…

Продолжает бороться, с тем, что скрывает внутри…

Как будто играет две разные роли.

Ублюдка и чувственного любовника.

Карим быстро одевается. Одевшись, поднимает пистолет, засовывая его за пояс брюк. Я внимательно за ним наблюдаю, натянув на голое тело простынь. Застегнув пуговицы, он поднимает подбородок, произнося холодным тоном, выжидая короткую паузу.

— Завтра я отвезу тебя на аборт. Мне не нужен этот ребёнок. Я тебя предупреждал.

Карим меняется по щелчку пальцев. Снова превращается в ублюдка. Как будто его переклинило где-то, замкнуло в душе.

Он разворачивается, быстро выходит из комнаты, хлопнув дверью.

Я сижу ни живая, ни мёртвая.

По щеке катится слеза.

Лучше бы он просто меня убил.

Аборт…

Он хочет отправить меня на аборт!

Я думала, хуже быть уже не может.

Оказалось, ужасы только набирают оборот.

Асадов меня запер. Под замок посадил. Еще бы ошейник нацепил как шавке дворовой!

Я птица, запертая в клетке. В золотой клетке.

Через пять минут после того, как он показательно меня трахнул, прислуга принесла поесть.

Я съела почти всё, давно не ела. Сейчас тошнота отступила, но низ живота неприятно тянул. И эти ощущения с каждым часом усиливались.

Потом я настолько выдохлась, что не заметила, как легла на кровать, свернувшись клубочком, уснула.

Мыслей не было никаких.

Вообще.

Я чувствовала себя слишком опустошенной.

Мне больше не хотелось жить. Цеплять за что-то сражаться.

Кажется, что вот-вот и я сдамся.

Как будто душу из тела вырвали, поэтому тело теперь живёт само по себе, как у пластмассовой куклы без разума.

Только боль чувствует. И всё.

Душа умерла.

Мне снится будто я тону. В ледяной пучине захлёбываюсь, глотая вместо воды озеро из отравы. Не пойми где.