– Все закончилось, Андрей!

– Тогда разрешите, я пойду домой?

– Иди! Выспись, а потом пригласи кого-нибудь из офицеров. Одному тебе оставаться не стоит. Сутки на отдых у вас есть.

– Ладно, там видно будет. Почему люди у плаца собрались? Или их специально вывели? Непонятно только, зачем?

– Никто никого не выводил. О том, что группа попала в критическую ситуацию, в полку стало известно, когда я начал поднимать Алешина, вертолеты. А ты не хуже меня знаешь, как быстро распространяется по гарнизону любая информация. Узнали в городке и когда вернутся группы. И о потерях наших узнали. Потому и пришли. А что тебя смущает, Андрей?

– То, что здесь не цирк и не театр.

– Понял! Не отошел! Ступай!

Дементьев, повернувшись, направился по аллее, ведущей к воротам в городок, где жили офицеры и члены их семей. Прошел до общежития. В фойе его встретила дежурная – Лиза, супруга начальника штаба полкового артдивизиона:

– С возвращением, Андрюша!

– Спасибо!

– Слышала, ребят ваших поубивало в горах много?

Дементьев взглянул на женщину:

– Игорька Коробова в том числе…

Дежурная ахнула:

– Игорька? Господи, как же так? Молодой ведь еще… был!

– А остальные – старики? Ты организуй, чтобы в его номере вещи собрали, порядок навели.

– А куда вещи-то?

– В холодильник! У коменданта спроси! Вода в душевой есть?

– Есть, холодная!

– А когда у нас горячая была? В общем, я к себе, ко мне никого, кроме посыльного, не пускать.

– Ясно! Скажи, Андрей, а когда похороны?

– Это как начальство решит.

– А правда, что ваш отряд расформировали?

– Я приказа не видел. Все, устал, извини!

Дементьев прошел к себе в номер, сбросил форму, в плавках, с полотенцем и туалетными принадлежностями прошел в душевую. Встал под струи холодной воды. Там же побрился. Вернулся в номер, включил кондиционер, достал из неработающего холодильника, служившего по большей мере обычным шкафом, бутылку водки и банку тушенки. Ножом вскрыл консервы. Налил полный стакан.

– За вас, мужики, за тебя, Игорь, пусть земля вам будет пухом.

В три глотка опорожнил стакан. С ножа закусил ломтиком тушеного мяса. Закурил. Постепенно комнату заполняла прохлада. На кровати, тумбочке, полке – везде пыль. И это за каких-то несколько дней налетело. Вытряхнул одеяло, остальное убирать не стал, не было желания. Выпил второй стакан. Закурил, задумчиво сбрасывая пепел в пепельницу.

Дверь номера неожиданно открылась. На пороге появилась медсестра санчасти:

– Здравствуй, Андрюша!

Капитан взглянул на женщину:

– Надежда? Зачем пришла? Твое место возле раненых.

Дерник присела на край кровати, рядом с Дементьевым:

– Раненые в порядке, им оказана квалифицированная помощь, ни чьей жизни не угрожает опасность. Сейчас раненым нужен покой!

– Что тебе надо?

Дерник увидела почти опустошенную бутылку водки:

– Не поможет спиртное, Андрюш.

– А что поможет? Или кто? Не ты ли?

– Я помогу!

– Ты не учла одно, что я не нуждаюсь в чьей-либо помощи, а тем более жалости, ты же смотришь на меня, как на жертвенного барана, которому вот-вот перережут горло. Не надо! Иди, если в санчасти делать нечего, к своему жениху-лейтенанту! Я устал, хочу спать!

Но Дерник только ближе подвинулась к офицеру:

– Когда по гарнизону прошло известие, что твоя группа вступила в бой с крупной бандой, у меня все внутри оборвалось, а когда стало известно, что группа несет серьезные потери, так вообще чуть с ума не сошла. Пыталась узнать, что происходит в горах, кто убит, кто ранен, боясь услышать твою фамилию. Ночами спать не могла…

Дементьев ухмыльнулся:

– Как же на это реагировал твой жених? Шаповаленко, по-моему?

– Не о нем речь. О нас с тобой!

– Ты, дорогая, хрен с пальцем не путай. У нас с тобой ничего нет и не будет.

– Ну почему ты так жестоко со мной?

– Жестоко? Да что ты знаешь о жестокости? В общем, иди отсюда, Надь, оставь меня.

– Я люблю тебя, Андрей!

– Это твои проблемы. И ты, помнится, неплохо начала их решать вместе с лейтенантом. Вот и продолжай в том же духе. А я скоро свалю отсюда. Чтобы больше никогда не видеть эти проклятые горы и эти косоглазые, тупые рожи бандитов. Уходи!

– Андрей!

Дементьев резко повысил голос:

– Уходи, сказал! Или мне помочь тебе?

Приложив платок к глазам, Дерник вышла из номера, закрыв за собой дверь. Андрей закурил очередную сигарету. Подумал – может, зря он вот так жестоко с медсестрой? Может, она действительно его любит? Хотя какое это имеет значение? Главное, он-то к ней равнодушен.

Взгляд Андрея упал на мобильный телефон. Он взял трубку. Зарядка в норме. А не позвонить ли матери? Родной голос услышать? Если, конечно, она сейчас в городе. В деревне мобильная связь не работает. Туда не дозвониться. А вот в Переслав почему бы и нет? Капитан набрал номер. Пошли длинные гудки. Значит, мать в городе, иначе бы голос в трубке выдал – «абонент временно недоступен» или «находится вне зоны действия сети». Но гудки продолжались, а никто не отвечал. Возможно, мать вышла прогуляться, телефон оставив дома. Но чувство тревоги неожиданно сжало сердце капитана. Не случилось ли чего? Отключив мобильник, капитан допил остатки водки.

В дверь постучали.

Андрей спросил недовольно:

– Ну, кого там еще черт принес? Сказал же не пускать никого.

В комнату вошел капитан Алешин:

– Кроме посыльного!

– А ты что, посыльный?

– Могу уйти.

– Да чего там! Проходи!

Алешин увидел на столике пустую бутылку водки:

– Ого! И когда ты пол-литра усидеть успел?

– Недавно!

– С Дерник, что ли?

– Почему с Дерник? Что, бля, за гарнизон? Заглянула баба на минуту, а уж весь городок знает.

– Ну не весь, а всего лишь я да дежурная по общаге, Лизка. Дерник слезы у нее в дежурке льет, клянет судьбу свою несчастную, плачет о любви к тебе, Андрей, неразделенной. Вот и подумал: наверное, вы вместе выпили, а потом ты ее выгнал.

– Надежда действительно приходила, рассказывала, как она переживала, узнав о том, что произошло у Кентума, ночи не спала, в любви опять признавалась. Я не выгонял ее, хотя… все же, наверное, выгнал. Сказал: уходи. Она со слезами ушла. Но вот пить с ней не пили. Один уговорил пузырь.