Дело было не совсем так, но, действительно, ему не хотелось цепляться за это место.

В последнее время в руководстве стали появляться случайные люди или просто дилетанты, потом родственники этих людей и их взрослые дети. Все это было понятно с точки зрения семейного бизнеса, но в отношении дела или производства становилось просто невыносимо противным.

Прикрываясь решением совета директоров, откровенно перекачивались реальные активы в дочерние организации, по бросовым ценам распродавалась техника, перепродавались действующие контракты. Для Егора были понятны эти «стратегические» цели.

Хотя это с каждым годом тяготило все больше, но привычка к любимому делу, терпение, пришедшее с годами безразличие к карьерному росту, да и сносная зарплата не давали существенного основания к протесту.

К тому же он понимал, что критика в этих условиях хозяйствования практически приведет к скандалу и увольнению. Но когда начали вешать свои промахи, учить, наставлять, пугать сокращением…

Возмутило не отсутствие профессионализма, а беспардонная бестактность, наглость, грубость. Видимо, кому-то просто срочно понадобилась это место.

Имея все основания по законодательству задержаться на два месяца, Егор, не раздумывая, тут же написал заявление «По собственному желанию».

«Конечно, можно понять жену… Но, нет-нет. Все правильно: нельзя себя так унижать» – мысленно повторял он про себя.

Время, проведенное здесь, нисколько не изменило его отношение к происшедшему, однако оно неумолимо двигалось вперед.

Теперь он понимал, что уже настал срок искать новое место.

Он имел несколько предложений и твердо решил завтра же ехать в город для переговоров.

Утром, покормив собаку после короткой прогулки, он стал собираться в дорогу. Она сразу заметила его необычную строгую городскую одежду, в которой хорошо его помнила, и вышла из комнаты, грустно опустив глаза.

Понимая настроение хозяина, она не побежала, как обычно провожать к калитке, а легла на свое место, печально глядя в сторону.

– Ну-ну, я ненадолго, – уходя, потрепал он ее по холке.

День начинался прохладным туманом, предвещающим скорое тепло и яркое солнце.

Егор спортивным шагом быстро дошел до станции.

Тепло вагона электрички – шумное, шершавое, непредсказуемое сразу вдохнуло в него стремительность ритма жизни, отстранило от спокойных и глубоких мыслей временного затворничества.

Народу было много, но нашлось крайнее место на скамейке в глубине вагона.

Соседями Егора оказались солдаты, шумно обсуждавшие свои проблемы. Вспоминая себя несколько десятков лет назад в такой же роли, он обратил внимание на зажатость их высказываний, не свойственную этому возрасту. Он помнил, что его в то время больше привлекали открытые и честные диалоги. В них чувствовалась внутренняя закрытость и боязнь открыться перед товарищами.

Узость обсуждаемых тем еще больше подчеркивала замкнутость и ущербность взаимоотношений. Язык также был примитивным и изобиловал ненормативной лексикой.

В каждом из парней сквозила неуверенность, безразличие к службе и небрежное ношение формы, символами которой когда-то были молодцеватая выправка и опрятность. Иногда Егору даже казалось, что они похожи на разочаровавшихся и уставших от жизни стариков.

На соседа солдаты не обращали внимания, и он с интересом продолжал наблюдать.

Из разговора он понял, что ребята едут к своему приятелю, который демобилизовался раньше и живет в Подмосковье.

Егор машинально удалял специальными щипчиками складного перочинного ножа, появившиеся на пальцах заусенцы. Швейцарский красный нож со множеством удобных приспособлений привлек их внимание.

Когда он уже собирался убрать его в карман, один из ребят вытащил из пакета купленную на вокзале пиццу и попросил:

– Дядь, помоги разрезать ее на пять частей.

Их было пятеро, сама же пицца – диаметром 15 сантиметров, не более.

Егор открыл самое широкое лезвие и осторожным движением направил его в еще теплую мякоть и ухмыльнулся:

– Легче разрезать на четыре или шесть частей. Может, одного кинем или, наоборот, будем иметь лишнюю, и потом разыграем? – улыбнулся он.

Шутка понравилась.

– Пожалуй, лишнюю отдадим тебе, дядя.

Егор разрезал пиццу на шесть частей. Вежливость ему понравилась.

– Спасибо, я позавтракал и предлагаю лишний кусок в качестве приза за рассказ о последнем геройском поступке не простой солдатской службы.

– Досрочно завершили строительство веранды на даче начфина и отпущены на целый день в Москву, – сказал упитанный парень, сидевший у окна.

– Откровенность – не плохое качество, – протянул ему кусок Егор.

– Чтобы не вызвать подозрение, не хочу задавать вопросы по вашей воинской специальности… Давно ли вы стреляли и из какого оружия? – продолжал он.

– Вот этот салага, пожалуй, вообще не стрелял ни разу.

Виновник этой реплики, худой и молчаливый паренек, сидевший напротив Егора, смеялся вместе со всеми.

– Ну, тогда хотя бы последний армейский анекдот, – не унимался Егор.

Но никто не вспомнил. Егор хотел рассказать свой, но, посмотрев на их неготовые к юмору глаза, неожиданно умолк.

«Да, массовик-затейник из меня не важный, но то, что ими никто не занимается, это точно…» – подумал он Скоро ребята заторопились к выходу.

На следующей станции Егор тоже сошел с поезда. Окруженный многолюдьем через пять минут он спустился в метро и через две остановки вышел в город. Пройдя немного пешком, он скоро очутился у солидного красивого здания. Позвонил в отдел кадров и, получив разовый пропуск, поднялся на шестой этаж.

К нему вышел уже не молодой человек, проводил в офис, предложил присесть.

Егор назвался и напомнил о переданном три недели назад резюме.

Человек нашел нужные бумаги.

– Так… Распутин Георгий Алексеевич, выглядите вы не плохо, но год рождения уже критический.

– Да, но…

– Стаж работы у вас большой. Правда, сегодня каждый видит себя именно таким специалистом.

– Но вы видите, что и опыт зарубежной работы, два иностранных языка…

– Я довольно долго работаю в кадрах и вас понимаю. Оттого и откровенно говорю. Сейчас ничего не могу вам предложить. Нам нужны скорее исполнители, которые должны сделать, что прикажут без всяких фантазий.

– Опыт и профессионализм вы называете фантазиями.

– Вы меня не поняли. Самостоятельность – не в почете…

– Но эта позиция не имеет перспектив …

– Я – то это понимаю. Что касается языка, руководство предпочитает переводчиков.