Электричка двинулась, платформа плавно, с небольшим ускорением начала уходить назад. Вскоре замелькали серые пригородные строения, а через некоторое время стали появляться редкие пейзажи.

Скоро лесные массивы прочно заняли все место за окном.

Неприятные мысли от пережитых событий дня стали покидать его сознание. Иногда он невольно переводил взгляд на сидящего рядом молодого человека. Поведение этого худощавого лет 20-ти парня, все больше стало привлекать его внимание. Совершенно не воспринимая окружающее, глядя в окно, парень с волнением шевелил губами. Резкие движения его тонких пальцев расставляли ударения в неслышимых фразах.

Иногда он вынимал из кармана куртки небольшую книжку и около минуты внимательно читал.

Егору явно импонировал завороженный взгляд соседа. Ему хотелось побольше узнать о нем, но ничто не могло отвлечь парня от своего занятия.

Неожиданно он сам обратился к Егору:

– Извините, какую станцию мы только что проехали?

– «Храпуново» была перед этой. Ваша отрешенность, похоже, ассоциируется с этим названием, – попытался сострить Егор.

– Да, пожалуй, можно проспать. Моя еще далеко…

– Я давно слежу за вами… Эта ваша увлеченность ролью, по правде сказать, меня заинтриговала и даже покорила…

– Ну, покорить не так-то просто, особенно Москву. Хотя я чувствую в себе… талант.

– Но талант ведь штука тонкая, каждый человек по-своему талантлив. Видимо, речь идет о признании?

– Да, конечно, именно так.

– Признание. Скорее успех?

– Пожалуй.

– Слава? Деньги?

– Все: и слава и деньги!.. Как говорил Александр Сергеевич, вдохновение бесценно, но можно рукопись продать.

– А мне кажется, талант не любит пристального к себе внимания.

– Напротив. Тогда все лишено смысла.

– Значит надо сначала подумать о смысле?

– Главное не смысл, а то, что тебя воспринимают сообразно твоему таланту.

– А не боишься, что все это может оказаться фальшью? Когда незаметно живешь, больше видишь вокруг…

– Похоже, дядя, вы «самых честных правил», но я не понимаю, что вы называете фальшью.

– Иногда может показаться, что ты на острие выражения этого самого таланта. А на самом деле вокруг – просто слова, декорации, красивое освещение, бездарный режиссер…

– И как же понять,… где не просто слова?

– Главное быть наполненным для проявления таланта… И не стоит расстраиваться и падать духом, если, как ты говоришь, «не удастся покорить»…В твоем возрасте можно попасть под влияние и потерять себя… Особенно, когда низкий уровень потребления. В молодости все оригинальные кажутся учителями, но главного учителя различить трудно, даже со временем…

– Мудрено и не совсем понятно.

– Мало кто живет искусством по-настоящему. В основном там работают такие же, как и все, и с той же целью – чтобы жить.

Некоторые неплохо живут. Нередко и за счет других.

– Ну, об этом у меня есть еще время подумать позже.

– Мне кажется, главное, что искру таланта получаешь именно ты…

Вдохновение – как пронизывающий тебя луч, божья искра…

Вопрос признания или первенства – это скорее бизнес, который вторичен в этом процессе. Было много художников особенно в двадцатом веке, которые, отбросив все традиции, парадоксально раскрутили себя из ничего. Вот, Дали, своими фантазиями напоминает барона Мюнхгаузена…Конечно, в нем есть своеобразный «шарм», но художник – сомнительный…

– Талантливых людей мало…

– Это – вершина айсберга мыслей всего человечества.

Вот, к примеру, колесо. Даже не знаем, кто изобрел. Может и хорошо, что не знаем. Ведь ботаники до сих пор не могут найти дикого прообраза пшеницы. Многие имена – просто легенды и даже загадки. Одно из них Шекспир… Видимо, не всем нужна была яркость и своеобразное рабство признания. Возможно, это человек или группа людей, которые обладали более широкими взглядами на талант и искусство…

Егор сам удивился тому, что выразил свои сомнения так ясно и просто.

«У каждого свой путь» – с удовлетворением отметил он, выходя на платформу, когда его сосед в светящемся окне продолжал заворожено смотреть в книжку.

Уже у калитки он услышал из дома знакомый радостный лай.

Ливерная колбаса сгладила собачьи обиды на его долгое отсутствие.

Егор быстро переоделся, и вот они опять на знакомой тропинке: собака впереди, а он со своими мыслями сзади.

Завтра опять надо ехать в город: поговорить с сыном, заехать в коммерческую фирму по вопросу трудоустройства и попытаться продать несколько картин.

«Надо прицениться в художественном салоне», – подумал он.

Опыта продажи своих картин он не имел и вовсе не знал этого рынка.

Писал он для себя, но от многих слышал, что сюжеты его картин и своеобразная манера исполнения нравились публике.

Это первое, что приходило в голову, чтобы не остаться совсем без средств.

Утро выдалось пасмурным. Егор плохо выспался и, неся неудобный пакет с пейзажем, едва успел на раннюю электричку.

Картина занимала место, которого и так не хватало, но он стойко выдержал все волнения вагонной сутолоки и недовольные осуждающие взгляды.

На вокзале из телефона-автомата он позвонил сыну, но его уже не было дома. До художественного салона было недалеко, и он решил прогуляться пешком.

Серое небо, затянутое надолго облаками, подчеркивало неустроенность, разноликость теперешних московских улиц, потерявших былую ухоженность.

Егор шел по старому кварталу центра столицы.

Неуверенность линий погрустневших домов дополняли черные дыры старых подъездов, многочисленные разноликие изгороди огромных, еще не обозначенных своей архитектурой, новостроек. Все это оставляло осадок несвоевременного, поспешного разрушения.

Старые дома Егор видел и раньше, но они казались ему всегда, словно грибы боровики, из прочного канувшего прошлого и стояли красиво и надменно на фоне хрущевских карточных домиков и одиноких сталинских небоскребов.

Войдя в салон, Егор с интересом и удовольствием начал рассматривать экспозицию. Авангардом с его вызывающим разнообразием форм, он интересовался мало. Больше привлекали пейзажи. Особенно понравились зимние, в пастельных тонах неизвестного провинциального художника.

Он прошел в дирекцию, но нужного ему оценщика на месте не оказалось. Егор вернулся в зал и опять увлекся осмотром.

Неожиданно кто-то взял его за локоть:

– Гера, неужели это ты?!

Он оглянулся: