Глава 24

К дому Влада я подъезжаю в рекордно короткое время. Секунды, которые я жду, пока поднимется шлагбаум при въезде в закрытый жилой комплекс, кажутся мне вечностью. Еще на подъезде к дому замечаю машину Мышки и ставлю свою так, чтобы заблокировать ей выезд. Мало ли что придет ей в голову.

Влад открывает дверь практически сразу, как только я нажимаю на кнопку звонка.

— Это пиздец, брат, — говорит он, впуская меня. — Они закрылись. Оттуда слышны только всхлипывания и тихие разговоры. Я даже не могу подслушать, потому что поставил во всей квартире шумоизоляцию.

— Я должен поговорить с ней.

— Нет, — Влад качает головой. — Дай ей сначала выплакаться в плечо подруги и успокоиться.

Он кивает на мои кроссовки, которые я тут же сбрасываю и следую за другом в гостиную. Бросаю взгляд на коридор, ведущий к комнатам, и сглатываю горький ком. Мне кажется, я сейчас себя чувствую таким же измотанным и выжатым, как лимон, как было, когда Ира расследовала дело Наумова.

— Пойдем покурим, — предлагает Влад, открывая дверь на балкон.

Плетусь за другом, как потерянный щенок, то и дело прочесывая волосы пальцами и откидывая их назад. Сегодня мне все мешает. Все, блядь! Даже я сам себе мешаю. Ласки Сабины сейчас кажутся грязными пятнами на моем теле. Ее шепот, который до сих пор звучит в моих ушах, кажется, испачкал мою душу еще сильнее. Мне тошно от самого себя.

Со щелчком зажигалки отбрасываю иррациональные чувства. Какой смысл терзаться, если дело уже сделано? И смысла притворяться, что сегодня у меня не было секса, тоже не вижу. Раз уж все обо всем знают, к чему ломать комедию?

Мы с Владом молча курим, выпуская в ночь сизые струи дыма.

— Как дети? — спрашиваю, чтобы зацепиться за что-то нормальное, пока мой мир окончательно не рухнул.

— Нормально. Выздоровели.

— Я думал, только Антоха заболел.

— Они же по цепочке передают друг другу.

Снова замолкаем.

— Как твой проект детского дома?

— Туговато. Все откаты хотят.

— Да уж, — вздыхаю я. — Благотворительность в нашей стране — это слишком дорогое удовольствие.

И опять повисает тишина.

— Симпатичная девочка у Мака, — говорит Влад.

— Красивая, но перепуганная. Думаю, Ильич влюблен в нее.

— Или в саму идею быть в отношениях с невинным цветочком, — хмыкает Влад.

— Или так.

— Думаешь, у них серьезно?

— Он чуть руки мне не откусил, когда я обнимал ее на прощание.

— Зачем ты его драконишь?

— Чтобы не расслаблялся. А то уже, судя по всему, начинает придумывать себе всякую херню про мезальянс.

— Так не лезь, пусть сами строят отношения.

Тушу окурок в пепельнице и тут же прикуриваю следующую сигарету.

— У тебя не бывает такой херни, что ты хочешь осчастливить всех вокруг? — спрашиваю Влада, всматриваясь в очертания детской площадки внизу.

— Только когда сам счастлив, — отвечает он после некоторой паузы.

— А я заметил, что чем несчастливее я сам, тем сильнее хочу, чтобы были счастливы люди вокруг меня.

— Вить, что у вас происходит? — Влад задает вопрос, которого мы старательно избегали эти минут пятнадцать.

Затушив наполовину выкуренную сигарету, упираюсь ладонями в балюстраду и опускаю голову, прикрыв глаза.

— Сам не знаю, — отвечаю покаянно. Ненавижу делиться с людьми своими переживаниями. Ненавижу впускать посторонних в наш с Мышкой мир. Но, может, как раз это и нужно нам сейчас? Взгляд со стороны. — У нас не будет детей. Ире надоели мои измены. Секса нет. И мы никак не можем понять, в какой момент наш брак свернул не туда. Хер его знает, как теперь разгребать все это дерьмо, Влад.

Друг сжимает мое плечо и тоже упирается ладонями в балюстраду. Открываю глаза и смотрю на его профиль.

— Может, для начала стоит поговорить друг с другом?

— Мне кажется, разговоры уже ничего не изменят. Блядь, — выдыхаю шумно. Хотелось бы прокричать это слово, освободить легкие от сжимающей их пыли и тяжести. Но не получается. Кроме хриплого шепота ни черта не выходит.

— Попробовать стоило бы.

Киваю, не в силах ответить. Я не знаю, что еще сказать. Кажется, мы с Ирой так глубоко погрязли во всем этом, что выплыть уже не получится. Именно это осознание вызывает самый большой приступ паники.

— Дай ей время. — Снова поворачиваюсь на голос Влада и сверлю его взглядом. — Поезжай домой. Дай ей денек остыть и сам все обдумай. А потом встретитесь и поговорите.

Во мне появляется еще один страх. А что, если разговоры все испортят? Что, если наше молчаливое согласие с происходящим и держало брак на плаву? Что, если, как только мы начнем говорить вслух, все станет еще хуже?

Киваю и разворачиваюсь на выход, но иду не к входной двери, а к той, за которой прячется моя жена. Миную обе детские, прохожу спальню Влада с Настей и останавливаюсь у двери в гостевую. В квартире тишина, так что, прижавшись лбом к двери, я слышу тихие голоса Иры и Насти. Не могу разобрать ни слова, а только мерный гул их голосов. Прикрываю глаза и слушаю. Каждый звук, который издает моя жена, прошивает тело болью, вибрирующей на кончиках пальцев. Сжимаю ладони в кулаки, упираясь ими в дверной косяк, и стою так еще несколько секунд. А потом отрываюсь от двери и решительным шагом направляюсь на выход.

Претензии очевидны, осталось только представить доказательства, а потом судья в лице моей жены может выносить приговор. Главное не облажаться на стадии прений, иначе назад дороги не будет.

Обувшись, молча пожимаю руку Влада и выхожу из их квартиры. Но не успеваю сделать и шага, оборачиваюсь и смотрю в глаза друга.

— Передай ей, пожалуйста, что я… — Зависаю, осознавая, что любые мои признания сейчас ничего не стоят. Они просто пустой звук, который никак не повлияет на ситуацию. — Ничего не говори.

— Сказать, что ты приезжал?

Я качаю головой. Не надо. Пускай не знает. Так ей сейчас будет легче меня ненавидеть. Ира должна прожить это чувство, чтобы потом рационально рассуждать.

Но что, если она погрязнет в ненависти? Тогда все окончательно будет потеряно.

Снова сжимаю кулаки и, развернувшись, сбегаю по ступенькам вниз. Сейчас я неспособен спокойно дождаться лифта. Мне надо пройтись, пробежаться, сделать что-нибудь. Переключиться с