– Сухов, нам надо немедленно навестить Форель. И не знаю, есть ли какая-то юридическая возможность арестовать его рукопись?

Он замялся:

– Ванга… Ты слышала, что я сказал?

– Да, друг. И продолжай так считать. Но сейчас…

– И как давно ты знаешь? Про Форель?!

Ванга поняла, что объяснений не избежать, хотя ей было чего сообщить Сухову срочно, и постаралась, чтобы голос звучал ровно:

– Что, Форель? – невинно спросила она. – Про новую книгу? Сегодня и знаю. И уже звонила Ксюхе. Твоя дочь призналась, что была на его лекции. Нам сказать боялась.

– Нам, – чуть ли не с горечью бросил он. – А тебе-то почему?

– Как почему? – совсем уж невинно, не переиграть бы с этим. – Проболтаюсь…

– Так ты и проболталась.

Ванга решила держаться до конца, и вообще-то с этим надо побыстрее покончить:

– Так, ну-ка давай прямо: что хочешь сказать?

– Ванга, есть хорошая пословица: следак может быть старым, может быть тупым, но не может быть старого тупого следака.

– Замечательно, просветил, – поблагодарила она. – И что мне тут надо понять?

– Все твои умозаключения в последние дни строились на том, что Форель начал новую книгу. Вы с Ксенией… немножко на удар ниже пояса похоже.

– А-а, ты вот о чём… на предположении, Сухов, – отрезала она. – Строились на предположении, и в этом огромная разница, хрен ты недоверчивый!

– О каком доверии теперь можно говорить, – возмутился он.

– Сухов, я всегда знала, что это ещё не конец, тебе это известно. А Ксения всегда считала, что Форель будет вынужден написать ещё одну книгу, – это, кстати, было чистой правдой. Ванга выдохнула и пошла в наступление. – Вынужден – её слово, Сухов! Давно с ней это обсуждали. Не будь таким домашним бородатым! Никто не бил тебя по яйцам.

– Я вот и пытаюсь не быть, – обида в голосе. Хороший знак, до конца Сухов всё-таки не уверен.

– Мило пытаешься. А теперь послушай меня: если бы ты не так мило пытался… контролировать ребёнка, мы бы уже с воскресенья всё знали.

– Не тебе об этом судить! – выпалил он.

– Спасибо. Мог бы и старой девой назвать.

Выпалил и сам смутился:

– Э-э, не то услышала.

– Что сказал… Я, наверное, понимаю тебя. Слушай, правда. Если оскорблять меня легче, я не в претензии. Валяй! Но ты сам загнал ребёнка в угол.

– Я – в угол?!

– Сухов, она уже больше не тот малыш, которого можно сгрести в охапку и… Больше не ребёнок! И ей нужно чуть больше твоего доверия. Помимо любви и опеки.

– Замечательно. Аминь.

– Учить не собираюсь, сама не знаю, как бы на твоём месте… Но мы не можем противиться тому, что происходит объективно. Дети вырастают, Сухов. Ксюха больше не ребёнок, пойми, но твоё доверие ей по-прежнему необходимо.

– Скажи… ты, – произнёс он с нажимом, – знала все до сегодня?

– Нет, – сказала Ванга. И подумала: «Ну вот, я ещё и лживая».

– Она всегда будет моим ребёнком! Ладно, проехали, как ты говоришь.

– Ничего не проехали, старый ты дурак! – возмутилась Ванга. Плохо, лживая, но ведь он опять загоняет всех в угол и ничего слышать не хочет. – Как друг говорю, это надо сделать сейчас, а то упустите момент. Оба… Она прекрасная девочка. Восстанови доверие, найди слова, ты же умный. В том числе и для самого себя слова.

– Бла-бла-бла…

– От этого контроля… Похоже на психоз, Сухов. Дурак ты бородатый – она в тебе души не чает. Мозги-то включи! Так и знала, что наедешь на меня.

– У меня нет бороды, – сказал Сухов.

Ванга улыбнулась. Ну вот, совсем другое дело, остывает. И фиг с ним, женским заговором, не в этом ведь суть. Хотя почему, вперёд: девочки начинают и выигрывают! И Сухову на пользу. Когда-нибудь между ними встанет не якобы Ванга, а тот, кто появится в Ксюхиной жизни. И Сухову предстоит научиться делать так, чтобы тот, кто появится, как раз-таки и не стоял между ними. Папаша-страус фигов. Вот бородатый домашний правда загоняет всех в угол. Даже меня уже успел достать, не то что бедного ребёнка. А у меня тут… Ванга посмотрела на свою схему.

– К делу-то перейдём? – спросила она. И поняла, что если бы была не виновата, не реагировала бы так эмоционально, и ему это известно.

– Ну, если твоя лекция в стиле Песталоцци закончена…

– Давно. Знаешь, у меня тут маленький цунами.

И Ванга обрушила на него свою схему.

Мёртвые часы за стеной, на которые устремлён взгляд мёртвой девушки. Результаты экспертизы. Форель начинает новую книгу. Логика чудовищная, взятая из телевизора, из криминальных сериалов про воздействие информационной среды, но… Другой работоспособной схемы у них не было.

Сухов слушал её не перебивая.

– Я слишком увлеклась? – спросила она.

– Продолжай, – сказал Сухов каким-то бесцветным голосом.

И Ванга не особо удивилась, осознав совсем скоро, что и он начал приходить к подобным же выводам. Ему было необходимо, чтобы кто-то их озвучил. Кто-то ещё. Вопросы достоверности и вопросы существования. Бред заразен. И когда из зловонной ямы выползает заразная болезнь, необходима рука друга.

Ей стало стыдно из-за всей этой истории с Ксюхой. Жизнь порой подбрасывает такие заковырки, и как быть? Эта грёбаная ложь во спасение… Как научиться – ей ведь тоже необходимо? Вопросы существования.

– Вот так, – подытожила Ванга.

– Знаешь, я тут даже подумал, – начал Сухов. И замолчал.

– О чём?

– Ну… будешь смеяться.

– Не буду, – пообещала она.

– А зачем ты хотела арестовать его рукопись?

Ванга крепче сжала телефон в ладони, посмотрела на Свифта.

– Ты… тоже… так решил? – медленно проговорила она. Голос опять прозвучал хрипло.

– Ну, это следует из логики твоей схемы, – спокойно пояснил Сухов. – Если исходить из неё… А другой работоспособной у нас пока нет.

– Да, – сказала Ванга.

– Вот я и подумал: а что, если картина преступления, только что описанная Форелью в новой книге, и то, с чем имеем дело мы, совпадают? Хотя бы в самых общих чертах? Такая вот фантазия.

– Да, я тоже так подумала.

– И если не фантазия, то что мы будем с этим делать?

– Совсем ведь бред, правда?

– Даже не по себе немножко.

– Я… Ну, про арест рукописи – это я так, сгоряча. Скорее, мрачная шутка. Мы же не можем арестовать, например, его правый ботинок.

– Если понадобится, – сказал Сухов.