я передал бы знания, умения, полученные на Земле, пилотам Коалиции. Та же Чакра Фролова, примененная на истребителях с изменяемым вектором тяги двигателя, как у их Рыцарей, позволила бы уходить от вражеских ракет. Представь, Рыцарь выходит на бой со стальным мечом, а наш — с бумажным.

— Хорошая метафора! — она послушно записала.

— Но мне уготовили иную роль. Изображать пилота, каким был прежний Борюш — неумеху.

— А как же поддержание репутации секс-символа?

— С этим было хуже, но результат получен. Мне рассказали… Две телепередачи с ожившим Борюшем имели невиданный успех. Героическая смерть, на самом деле предполагавшаяся от мины, заложенной в мой самолет, стала поводом для основания патриотического движения в Панкии и Кашпирре. Ты в курсе? «Любить как Борюш, воевать как Борюш».

Девушка прикусила кончик ручки и задала вопрос, неожиданно бестактный:

— Романы с женской частью персонала базы были? Говори!

Максим откинулся на койке, прислонившись к стене.

— Мне неприятно отвечать, но я скажу. Да, случилось. С одной. И это было чувство, настоящее. Не ради репутации Борюша в роли секс-гиганта. Мы таились от других.

— Кто она?

— Командующая авиабазой, генерал.

— Тогда понятно, — офицер кивнула. — Зачем ей портить репутацию связью с актеришкой из любовного кино? Ты по ней скучаешь?

— Иногда.

Хейша приподняла бровь.

— Почему же, скрывшись с места ссылки, ты не вернулся к ней в Кашпирр? Она бы помогла.

— Вишева погибла при налете на ваш аэродром, получив ракету в двигатель. Я видел ее смерть — сопровождал в полете. Надеялся помочь. Не смог…

— Мстить не пытался?

Максим грустно усмехнулся.

— Увидав падение ее штурмовика, я развернул свой самолет и сел на аэродром Союза, где заявил о сдаче в плен.

— Чушь какая-то! — Хейшу распирало негодование. Женская солидарность с погибшей летчицей, преданной любовником через минуту после ее смерти, затмила другие чувства. — Ты свалил за горизонт, увидев, что спать больше не с кем?

— Ее убила, по большому счету, не ракета, а война. Выпустив шасси перед ВПП аэродрома Союза, я, конечно, думал о своем спасении. В Тангшере меня прикончили бы в тот же день. Мне о том сказала Вишева, когда я сопровождал ее подбитый Гладиатор. Она же посоветовала сдаться в плен — терять ей было нечего, коммандер знала, что погибнет. Уверила, что летчиков у вас не убивают, как говорили нам в Тангшере. Замечательная женщина… — Максим вздохнул. — Теперь же, зная обстановку, я хочу убить войну. Чтобы не гибли такие как она, как ты, другие женщины, мужчины, дети… Я пытался дать шанс твоему отцу представить меня консулу Содружества еще тогда, как сдался. Но он не оценил возможность. В результате погибли люди…

— Ты не знаешь! — Хейша обиделась. — Некоторые вещи делаются медленно и длятся месяцами. Он сразу заявил протест Содружеству, но бюрократия у инопланетян шевелится неспешно. Никто предположить у нас не мог, что так завертится и дойдет до бомбардировок городов.

Хейша спрятала блокнот в планшет и встала.

— Все я понимаю, — сказал Максим. — Но вот люди умирают быстро — каждый месяц. И каждый день. А могли бы жить… Закончили? Не затруднит сказать, чтоб принесли поесть? В самолете проглотил спецназовский сухпай, вчера весь день и маковой росинки… Не присоединишься?

— Нет. Прощай.

Она вышла из клетухи Макша и прижалась спиной к ее бронированной двери. Мозг Хейши бурлил. Если даже половина услышанного — правда, за толстым слоем стали ждет ужина совершенно необыкновенный человек. Как минимум, фантастически живучий. Должен был погибнуть в авиакатастрофе у себя на Родине, минимум раз десять — на Аорне. Увидев жизнь со всех ее неприглядных сторон, пройдя через предательство, сам предав Коалицию, должен стать прожженным циником… Не стал. Переживает за убитых мирных граждан, за тех, кто гибнет на фронтах. А кто они ему? Чужие… Нет, Макша не понять. Одно слово — инопланетянин.

Вечером, за ужином, отец, о чем-то размышлявший за едой, вдруг ее спросил:

— Как ты считаешь, почему землянин так похож на нас?

— Есть объяснение… — Хейша отодвинула тарелку — есть расхотелось. — Почему древние морские рептилии, современные водные млекопитающие и рыбы имеют схожую форму тела? Из-за одинаковых условий обитания. Так и люди. Прямоходящие на двух конечностях, с развитыми верхними и крупным мозгом. А четыре, пять или шесть пальцев на руке — дело случая.

— Знаю, — кивнул отец. — Эволюционистская теория. Но есть другая. Всевышний создавал людей по своему образу и подобию.

— С кариесом, облысением и радикулитом? Прости, но я не верю.

— Тогда как объяснишь, что ДНК землянина совпало с нашим? Мы получили заключение Содружества. Да, по нему установили, что Макш, возможно, прилетел с другой планеты, но доказательством того код ДНК служить не может. По генотипу он ближе к нам или панкийцам, чем некоторые народы за экватором! Я знаю, есть теория панспермии, мол, все мы — одного происхождения… Что не дает ответа на вопрос, что делать с этим типом по окончании комбинации с Содружеством.

— А есть проблемы? — Хейша отложила вилку.

— Он застрелил двух наших полицейских, в чем признался сам. Уверял, что защищался. Я склонен верить — мог ведь промолчать. Только все равно убийство, и по закону он преступник. И я б легко отдал приказ предать его суду, не будь он нужен как свидетель нарушения Герумом правила Содружества. Инопланетянин, тайком доставленный на наш Аорн. Но тут узнал, что он такой же, как мы…

— И даже симпатичный. Хотя совершенно не в моем вкусе.

Генерал едва не подавился. Его дочь, прошедшая огонь и воду на фронтах, где была дважды ранена, потерявшая там мужа, к двадцати семи дослужившаяся до старшего майора без протекции отца, что-то слишком уж ненатурально сказала про «не в моем вкусе».

С Макшем нужно разбираться. Двойник Борюша не подходит дочке. Точней — она не для него.

Глава 16

Судя по часам, дни и ночи сменялись с прежней регулярностью. В подземелье всегда одно и то же время. Хочешь — выключи свет и спи. Или песни пой в дневное время — ночью запрещается. Хронометр Борюша, выданный еще «агентом Смитом», у Максима уцелел. Он один остался из всего наследия звезды. Забирать его не стали, равно как шнурки с ремнем. Значит, он не под арестом. Ну, хоть этим можно утешаться…

В остальном — тюрьма, и он заперт в одиночной камере. Правила суровые. В полночь отмыкаешь койку от стены и можешь отдыхать, утром встал, койку — на стену и садись на табурет. Или стой, ходи, от пола отжимайся… Хочешь в туалет — просись у часового. Отправление естественных позывов организма происходит под контролем. Пять шагов по коридору к санузлу с толчком и раковиной.

И еще одно отличие — еда. Армейский сухпаек все же лучше арестантского. Он не отличается достоинствами высокой кухни, но зато совершенно безопасен в плане отравления. Как добавить яд в контейнер, запечатанный на фабрике задолго до помещения ценного свидетеля в подвал?

…«Лубянка» посетил его на третий день. Приволок газеты, в том числе и вражеский «Вечерний Шардаш».

— Благодарю, — отреагировал Макс, отрезанный от внешнего мира. Радио и телевизор не просил — под землей нет сигнала, а тянуть кабель лично для него… — Хорошо бы мне газеты передавать через охрану регулярно. Если вдруг прибудет киборг от Содружества, не мешало бы знать о ситуации в Союзе.

Генерал, занявший табурет для посетителей, хмыкнул и развел руками.

— Мало тебе было покушений? Неужели ты не понимаешь: ничего с поверхности тебе передавать нельзя? С той поры, как ты в Союзе, наблюдались случаи вербовки личного состава этого убежища. Их пытались подкупить, угрожали взять детей в заложники. В Коалиции сошли с ума. Мы арестовали трех агентов, спящих, к слову. Их расконсервировали для такого дела. Здесь охрану проредили. В ней остались сироты, чьи близкие погибли от бомб Кашпирра. Этих подкупить довольно сложно.

— Хм! — сказал Максим. — А что ты станешь делать, если вдруг возьмут в заложники Хейшу?

— Не получится — она в соседней камере. С сегодняшнего дня. Тоже ждет, пока все разрешится. Ты не беспокойся: если враг захватит даже детский сад в заложники, не дрогну. Хрен им, а не Макш!

— Долго нам сидеть тут под охраной? Так и жизнь пройдет…

— Думаю, что скоро все решится. Как только консульство Содружества выкачает из тебя нужную им информацию, ты для панков перестанешь быть мишенью — вредоносное для них ты совершил.

— Как и все полезное для вас.

— Это так, — «Лубянка» усмехнулся. — А теперь такой вопрос. Что бывает с тем, кто бесполезен?

— Награждают орденом, — схохмил Максим, хотя внутри похолодел.

— Размечтался… — хмыкнул генерал. — А оградку на могилку не желаешь?