– Так вот почему ты здесь! – перебила Бриала и насладилась мгновением торжества, когда рослый вельможа, опешив, смолк. Всему причиной был ее дрогнувший голос, небольшая уловка, которая ослабила бдительность Гаспара. – Я-то гадала, чего ради ты, едва одержав великую победу, решил уделить внимание какой-то остроухой служанке.

Гаспар усмехнулся:

– Я подумал, что стоит глянуть на остроухую служанку, что так важна для Селины…

– Которая от тебя ускользнула, – закончила за него Бриала. – Ты сказал, Селины или ее сторонников. Ты хотел проверить, говорила ли она со мной. Знаю ли я, где она сейчас. Потому что, несмотря на засаду, которую ты так ловко устроил, схватить Селину тебе не удалось. Твой замысел захвата власти – одним стремительным, точным ударом – сработает, только если Селина будет у тебя в руках, живая или мертвая. Пока что ты не получил ни того ни другого.

После этих слов воцарилось напряженное молчание.

– Ты опасна, – пробормотал Гаспар, задумчиво поджав губы.

Затем он отступил от окна и обратился уже к своим спутникам, ждавшим неподалеку:

– Приставить охрану к карете. С арестованной никому не разговаривать.

Бриала услышала лязг и скрежет его доспехов, когда он зашагал прочь. Минуту спустя солдаты вернулись к своим делам: обустраивать лагерь и обихаживать раненых.

Насколько ей известно, Фелассана так и не схватили. И Селина на свободе. Это означает, что у нее есть возможность действовать.

Хотя на самом деле она мало что сможет сделать. Если бы Селина была захвачена в плен или убита, это обстоятельство перекрыло бы одни возможности и открыло другие. Селина, оставшаяся на свободе, по-прежнему правящая империей, – это женщина, которая предала огню мятежных эльфов. Женщина, которую Бриала не сумела предупредить об опасности.

Настолько проще все было бы, если бы Селина погибла в сегодняшнем сражении! Бриала оплакивала бы ее и мучилась угрызениями совести оттого, что оплакивает женщину, повинную в смерти стольких эльфов… Но что бы ни случилось потом, все было бы просто.

Ну да этого придется подождать. Остается надеяться, что Фелассан, где бы он ни был, сделает то же самое.

Закрыв глаза, Бриала выдернула из сиденья позади себя стрелу – которую она, сев прямо, заслонила от взгляда Гаспара, – и принялась трудиться над кандалами.

Гаспар приказал поставить свои шатры в виду стен Халамширала.

Он стоял, скованный доспехом, покуда слуга кропотливо очищал нагрудник от следов боя, полировал царапины и замазывал вмятины пастой, которую затем предстояло покрыть краской, дабы ничто не нарушало бело-голубого сияния металла.

Эту докучную работу было бы гораздо удобнее проделывать со снятым доспехом, но Гаспар предполагал, что латы еще могут вскорости понадобиться, а ввиду предстоящих событий ему надлежало выглядеть блистательным, а не потрепанным в сражении. Посему он смирился с обстоятельствами и теперь застыл недвижно в своем шатре, дожидаясь, пока трудолюбивый слуга вернет надлежащий вид нагруднику, который спас Гаспару жизнь.

Наконец работа была завершена. Гаспар отпустил слугу и направился к палатке для пленных. Доспех ослепительно сверкал в лучах полуденного солнца. К этому времени дым над трущобами Харамширала заволок тусклой пеленой небо, десятки маслянистых клубов поменьше подымались над утренним полем боя в тех местах, где были разведены погребальные костры. Рядовые пленники, разоруженные и лишенные доспехов, были согнаны вместе под плотной охраной, и обозные целители трудились не покладая рук, чтобы спасти как можно больше солдат Гаспара.

– Битва при Халамширале, – проговорил Гаспар, откинув полог палатки, и шагнул внутрь. – Как вам такое название, господа мои?

– Правду говоря, – просипел граф Пьер, – я бы предпочел другое.

Он лежал на походных одеялах, и над ним, опустившись на колени, склонялся врач. Доспехов на нем не было, плечо и живот стянуты окровавленными повязками. Плечо заживет, мельком отметил Гаспар. Рана на животе – нет.

Герцог Ремаш, который, сидя у стола, потягивал из кружки разведенное водой вино, улыбнулся:

– Прекрасно понимаю тебя, Пьер. Я и сам не хотел бы, чтобы такое приключилось в Лаидсе, да и великий герцог не был бы счастлив битве при Вершиле.

Ремаш, в отличие от Гаспара, снял с себя латы. Что ж, подумал великий герцог, счастье уже и то, что его союзник облачился хотя бы в кожаный костюм для верховой езды, а не в пышные придворные шелка.

Гаспар сделал знак, и врач, поклонившись, без единого слова покинул палатку. Когда они остались одни, великий герцог вздохнул:

– Можешь гордиться, Пьер. Будучи втянут в неравный бой, ты все же справился лучше, чем я ожидал.

– Она бежала. – Пьер сделал долгий прерывистый вдох и содрогнулся всем телом, подавляя кашель.

– Именно так. – Гаспар опустился на колени около раненого. – Ее эльфийка – та, что прикончила Мансерая, понятия не имеет, куда могла податься Селина.

– Мансерай. – Бледное лицо Пьера исказилось. – Будь он проклят! Это он навлек все бедствия на мой город. Бунт, кровопролитие… пожар. – Граф горько усмехнулся. – Мне бы стоило поблагодарить эльфийку за то, что прикончила этого ублюдка.

– Нет, мой друг. – Гаспар покачал головой. – Боюсь, виновный во всем этом деле только один – ты сам.

Глаза Пьера расширились, и он, сделав над собой неимоверное усилие, с трудом сел.

– Ты оскорбил меня, – процедил он, задыхаясь от боли. – Я требую удовлетворения!

– Прошу прощения, Пьер. – Гаспар склонил голову. – Я не хотел оскорбить тебя, лишь неудачно подобрал слова.

Граф обессиленно опустился на одеяла.

– Но, – продолжал Гаспар, – эльфы взбунтовались потому, что ты с самого начала не подавил их волнения силой. Тебе было их жаль, верно?

– Мансерай получил по заслугам, – упрямо повторил Пьер.

Гаспар вздохнул:

– Ты полагал, будто эльфы вправе ненавидеть Мансерая, а потому вместо того, чтобы поднять солдат и раздавить мятежников, ты лишь ломал руки да посылал в трущобы побольше стражников, надеясь, что все со временем утихнет само собой. Ты научил эльфов драться, как плохой наездник учит своего скакуна лягаться и кусаться. – Великий герцог покачал головой. – Ты научил их нападать на стражу, когда оставил эти нападения безнаказанными. Ты научил их грезить о жизни вне трущоб, где их природное место. И если бы Селина не заковала свою шлюшку в кандалы и не сожгла трущобы, ты научил бы всех остроухих в Орлее выступить против нас.

– А знаешь ли ты, сколько ущерба нанесено моему городу? – резко осведомился Пьер. – Сколько денег я потеряю, сколько семей будет голодать из-за того, что Селина не позволила эльфам перебеситься?

– И тем не менее. – Гаспар усмехнулся. – А теперь, господин мой… знаешь ли ты, куда могла направиться Селина?