Видимо, инспектору пришла в голову примерно та же мысль, поскольку он растерянно, извиняющимся взглядом дал Юле понять, что не уверен ни в своей правоте, ни в ее искренности. И, поразмыслив несколько минут, сделал следующее предложение:

– Мадам Крюгер, я не могу проигнорировать выдвинутое против вас обвинение. Но в мои задачи не входит фальсификация фактов. Главной своей задачей я считаю установление истины. И, поскольку в ваших словах присутствует здравый смысл, я согласен признать сегодняшнее опознание несостоявшимся и выношу решение о продлении вашего вынужденного пребывания на острове на срок до десяти дней, по истечении которых я буду вынужден либо предоставить доказательства вашей вины, либо признать вашу невиновность.

В Эллиных глазах сверкнул довольный, победный огонек. Она холодно кивнула инспектору, потом взглянула насмешливо на Юлю и покинула кабинет.

Фиаско! Вот слово, которое лучше всего характеризует результат Юлиной дикой затеи. Хотя с другой стороны, ее целью было помешать Крюгерам покинуть остров, и она этого добилась. Жаль инспектора, у него из-за Юли одни сплошные неприятности. Ну да ничего, кажется, она знает, как ему по-настоящему помочь, и уж теперь не будет торопиться с глупыми заявлениями, а сначала сама все проверит.

Юля вышла в приемную. Василий смотрел на жену с укором, но она молча прошествовала мимо, полностью его проигнорировав.

На улице по-прежнему ждали болельщики. Они уже проводили Эллу с Крюгером и теперь ожидали ее появления. Мерзкие гиены, небось смеются над ней в душе, как несколько дней назад потешались над Эллой. Юля уже подумывала, что бы такое им сказать поприятнее, когда Василий вдруг напрягся, побагровел и, сжав кулаки, ринулся к выходу, рыча на ходу:

– Ну, макака волосатая, юморист хренов, сейчас я тебе покажу, как со мной шутки шутить!

Юля еле успела в него вцепиться.

– Стой! Куда ты? – Она висела на Василии бесформенным кулем, зная, что расслабленное тело всегда тяжелее напряженного.

– Шульман, гад! Это он меня чуть не утопил! – продолжал вырываться муж. – Сейчас я ему наваляю, надолго запомнит!

– Стой! Стой ты! – Юля заслонила собой выход. Какое счастье, что стекла в холле были зеркальные и собравшиеся снаружи их не видели. – С чего ты вдруг решил, что это Шульман? – Незаметно для себя Юля ослабила хватку и об этом пожалела: Василий сразу же рванул к двери. Пришлось запрыгнуть ему на спину, что в ее положении, да еще на каблуках, было крайне непросто. – Стой! А то рожу! – заорала Юля ему в ухо, что тут же возымело действие.

– Видишь рубашку? – спросил, тяжело дыша, Василий. – Как ты думаешь, сколько еще таких на острове?

Юля взглянула на Шульмана. Свободная, расстегнутая на пузе гавайка и впрямь поражала смелостью цветового решения, остается только догадываться, где он такую приобрел. Эти сочетания кислотных цветов могло породить лишь воспаленное воображение какого-нибудь свихнувшегося кутюрье.

– Так ты его все же разглядел? – спросила она задумчиво.

– Думал, что нет, пока рубашку не увидел. Когда я вынырнул, он был уже далеко, как раз совершал резкий разворот. Единственное, что я успел заметить, это очень яркое пятно. – И Василий, снова сжав кулаки, предпринял попытку к бегству.

– Постой, тебе говорят, – ткнула Юля кулаком в лоб любимого мужа, который продолжал переть напролом, как взбесившийся носорог. – Не смей ничего говорить ему. Понял? Надо сначала подумать.

– О чем тут еще думать? – не унимался Василий.

– Зачем ему понадобилось топить тебя, вот о чем, – строго сказала супруга, придерживая его за локоть. – Сейчас успокоишься, выйдешь на улицу и поведешь всю компанию в бар. Будешь их занимать, пока я не вернусь.

– Зачем это? – подозрительно нахмурился Василий.

– Надо проверить кое-что, хочу сделать это в спокойной обстановке.

– А долго? – неохотно согласился он.

– Чем дольше, тем лучше. Хотя бы полчаса. И попробуй Шульмана напоить.

– Это вряд ли. Он никогда не напивается.

– Ну, заплати бармену, чтобы Игорю в коктейль водки побольше подливал, – рассердилась Юля. Всему его учить надо! – А теперь улыбочку, и вперед!

Василий проявил чудеса артистизма и радушия, уводя всю банду в сторону панорамного бара. Юлю это устраивало замечательным образом, так как первым пунктом в ее маршруте была конюшня.

Нырнув незаметно для остальной компании на боковую дорожку, она скинула неудобные, выпендрежные босоножки и бодро припустила по нагретой солнцем дорожке в сторону конюшен.

Лошади бродили внутри манежа, на ограде висели седла, проветривались потники. Ни одной живой человеческой души видно не было. Прокричав минуты три возле забора, Юля так и не смогла привлечь ничьего внимания. Откликнулась только молодая буланая кобыла. Она ходила за гостьей, тычась мордой в плечо, и явно просилась на прогулку.

– Не сейчас. – Юля ласково потрепала животное по холке. – Помоги-ка мне лучше конюха найти.

Кобыла немного обиделась, но повела ее к воротам, этакой здоровенной калитке, закрытой на щеколду. В принципе, Юле и так уже все было понятно. Любой желающий мог прийти сюда, оседлать лошадь и покинуть конюшню никем не замеченным. А потом точно так же вернуться. Но, коли уж она здесь, стоило попытать счастья. Юля со своей провожатой вошла в сумрак конюшни. Пахло свежей травой, конской упряжью и потом, вечернее солнце отбрасывало в стойла длинные рыжие тени. Конюха видно не было. Кобыла неспешно брела в самый конец просторного строения, где возвышалась гора опилок и откуда доносился явственно различимый богатырский храп.

Конюх спал. Он лежал в гамаке, натянутом в пустом стойле, одетый в одни шорты, смуглый, как все полинезийцы, с толстыми губами и широким носом. Во сне он улыбался – видно, сон был приятным, – но делать нечего, придется будить, все же этот тип находится на работе.

Юля громко кашлянула. Ничего. Потрясла его за плечо – он лишь шире улыбнулся. Издевается, что ли? Через пять минут, перепробовав все цивилизованные способы побудки, она сделала единственно возможный вывод: разбудить конюха способен лишь хороший удар копытом под зад. И она вопросительно взглянула на буланую. Буланая вздохнула, словно говоря: ох уж эти люди, покататься с тобой они не могут, а как что – сразу помоги.

Подойдя к конюху, кобыла нежно взяла его за ухо и пожевала. Конюх лишь отмахнулся. Тогда, встряхнув головой, словно говоря: «Вы меня вынуждаете», она заржала прямо в ухо этому соне. Конюх подскочил в гамаке, не удержал равновесия и перевернулся.

Его пробуждение обошлось Юле в десять долларов и не принесло никакого результата. Он ничего не видел, ничего не слышал, Шульмана не встречал ни сегодня, ни в другой день. Облом.

Дальше ее путь лежал на яхту.

Когда Василий уводил шульмановских постояльцев в бар, Крюгеров уже не было. Столкнуться с ними на яхте Юле не хотелось, а надо было выяснить, кто сегодня около четырех брал катер. Но, пройдя по пирсу, она пришла к еще одному неутешительному выводу. В трех шагах от яхты к причалу были привязаны штук пять одинаковых белых катеров. Любой из них мог быть использован кем угодно для наезда на Ползунова. Юля огляделась. По берегу прогуливались пары и одиночки, запоздалые путешественники спешили на лодках и катерах на ужин, между бунгало по деревянной мостовой взад и вперед двигались постояльцы, и никто не обращал внимания, что она залезает в катер. Ключ торчал в замке зажигания.