Скай внимательно всмотрелся в линии, вырезанные в камне. Он едва только начал свой путь в мире рун. Иса? Да, он принял вызов. Кеназ, очищающий огонь. Да, он действительно горел. Но вместе с этим он не обрел знания, не принял факел, который развеял бы тьму. Осталась одна только боль.

Скай дотронулся до руны в виде буквы В.

— Беркана, — пробормотал он, — искупление.

Но изувеченная рука означает наказание, а не исправление несправедливости. Ему еще предстоит искупление. Но за что? И какое?

Скай содрогнулся. Он был уверен, что оно связано с Тиццаной и Эмилио. Определенно это имеет отношение к истокам вендетты между семьями Фарсезе и Маркагги.

Он снова взглянул на руны. За искуплением вины его ждет дар — Гебо. Скай пристально смотрел на лежащую на боку букву X. Затем вспомнил слова, которые декламировал, когда вырезал эту руну: «Хочешь получить — сперва отдай. Без жертвы нет приобретений. Знание — потеря».

Если дар в овладении ныне утраченным искусством исцеления, то что придется отдать взамен? Или, того хуже, приобрести? Путешествие в прошлое, к предкам, имеет свою цену. По возвращении в тебе навсегда остается их частичка. Скай знал, что где-то внутри него скрывается берсерк, испытывающий непреодолимое желание убивать. Он ощутил его жажду, когда Джанкарло вытащил нож. Чем придется заплатить в этот раз? И замешан ли здесь как-то страх Тиццаны перед полнолунием?

Скай снова опустил взгляд и посмотрел на последнюю, пятую руну. Наутиз, конец путешествия в камне. Заявление о своих намерениях, о выдающемся могуществе. С тех пор как вырезал Наутиз, он в силах сделать что угодно и где угодно.

Даже вернуться в Англию и освободить Кристин?

Скай вздохнул. Да, это его конечная цель, ради нее в первую очередь он и приехал на Корсику. Но путь к цели извилист, ведет через все остальные руны и каким-то образом — он не знал, как именно, — связан с утраченным искусством маццери сальваторе.

Скай опустился обратно на койку. Голова пульсировала как от боли, так и от назойливых вопросов. Есть только одно место, где можно за раз все разузнать, и Скай был уверен, что нечто ужасное поджидает его вместе с ответами там, среди менгиров Каурии. Так или иначе, как туда попасть, даже если он и захочет?

И тут Скай понял как.

Из-за ширмы появилась медсестра, подошла к кровати, взяла пузырек и воткнула в него иглу.

— Готовы? — поинтересовалась она.

Скай уставился на нее.

— Это снотворное?

— О да. Вы уснете и будете видеть сны. Хорошие сны.

— Знаете, — вздохнул Скай, — что-то я сомневаюсь.

Он протянул руку к камням. Смотреть не было необходимости — он точно знал, какая руна ляжет в ладонь.

— Гебо, — пробормотал Скай. — Дар. Один, Всеотец, направь меня.

— Comment?[31]— осведомилась медсестра, вводя лекарство под кожу.

Укол оказался почти безболезненным, незаметным по сравнению со всем тем, что ему пришлось перенести. Почти сразу же рука и грудь онемели, в глазах помутилось. Скай уносился куда-то прочь.

— Да-да, — нетерпеливо отозвалась медсестра на очередной зов больного из-за ширмы и, подойдя, принялась скатывать ее.

Сон окутывал Ская, сон… И кое-что еще. В окружавшей его тьме был и свет. Скай начал двигаться к нему.

Громкий крик прервал его. С трудом разлепив будто придавленные огромной тяжестью веки, Скай взглянул на противоположную койку.

На ней лежал Джанкарло. Одна его нога была подвешена на перевязи, рука в гипсе, голова и спина забинтованы. На стуле возле больного сидел еще один знакомый человек.

— Маркагги, — выдавила, поднимаясь, изумленная Жаклин.

— Фарсезе, — ответил он, также потрясенный, но не в силах встать.

Он проваливался, все глубже и глубже сквозь матрас, куда-то вниз…

…вперед и вниз. Оп! И вот уже Скай озирает долину глазами, которыми смотрел прежде, долину, через которую шел буквально вчера, осторожно выставив вперед обожженную руку.

Он немного подождал. Всегда был некий переходный период, момент слияния. Он никогда не длился долго. Скоро его «я» растворится — и Скай станет Тиццаной…

Но этого не произошло. Не было никакого слияния. Не было темноты. Вот Тца поднимается из теней в туннеле. А вот Скай, и он встает вместе с ней.

Что-то неправильно. Совершенно неправильно. К этому времени он должен был уже исчезнуть, но вот он стоит здесь, вот выходит из расщелины между двумя долинами, вот бежит очертя голову куда-то вперед. Руки беспорядочно движутся по обе стороны тела — «Моего тела! Нашего тела!» — в каждом кулаке зажат конец веревки.

Кто-то завыл. Нет! Он завыл — они завыли, — запрокинув голову к прибывающей луне. Наверное, еще день, но грядет полнолуние. И мгновенно эхо заметалось в горах — на вой ответили. Боковым зрением он — они — различил закутанные в черное тени, движущиеся в темноте по другим тропкам и повторяющие тот же самый вопль, который Скай-Тца издал вновь.

И звери услышали его. Дикие свиньи засопели в траве, завизжали пронзительно от ужаса и, ломая ветки, кинулись в кусты.

«Что же происходит?» — терялся в догадках Скай.

А потом понял. Понял, почему его «я» не исчезло, не растворилось. Почему он сейчас находится здесь вместе с Тиццаной. И ему стало жутко, по-настоящему жутко.

Его дух не вошел в девушку — он вошел в ее двойника. Потому что она была маццери. И сейчас вышла на охоту.

Он огляделся — они огляделись. Справа и слева неслись призрачные охотники, преследуя кабана. И Скай чувствовал — хотя и не был точно уверен, кто именно это чувствует, — желание убивать, жажду крови, впервые испытанную во время охоты с Паскалин.

Тца уверенно бежала вперед. Это ее земля, она охотилась здесь днем и ночью. Через долину пролегали такие тропки, которых не знал никто, кроме девушки; иные в ширину были не больше, чем ступня взрослого человека, но Тца отлично в них ориентировалась, и они бежали, огибая кусты, отрываясь от соперников.

— Туда! — весело выкрикнула охотница.

Всеми обострившимися до предела чувствами Скай ощутил жертву раньше, чем увидел, — животное с треском вылетело на тропинку и ломанулось прочь, взрывая копытами землю. Но маццери действительно обладают выдающимися возможностями. Кабан был быстр. Они — еще быстрее.

Зверь тоже понял это, остановился и повернулся, когда они — Скай не мог избавиться от ощущения, что их двое; не рядом, а гораздо ближе, они почти составляют одно целое — вылетели на небольшую поляну. На них уставился гигантский самец, намного крупнее того, что Скай завалил на первой своей охоте; чудовищные клыки в лунном свете казались остро заточенными саблями.