– А вот теперь, синьор Джегоро – все девушки для тебя, – с радушием обернулся хозяин таверны. – Выбирай любую.

Вообще-то у Вожникова сейчас имелись куда более важные планы, созревшие в его голове совсем недавно, буквально сейчас. Но отказываться от девчонки – это было бы слишком уж подозрительно. Что это за кондотьер?

Князь и выбирать не стал, просто ткнул пальцем в первую попавшуюся блондинку… даже не в блондинку, а просто в светленькую, светлорусую милашку с карими чувственными глазами.

– Вот ее!

– Славный выбор, синьор Джегоро, славный! – кабатчик одобрительно рассмеялся и махнул рукой. – Лючия, забирай гостя. Да будь с ним поласковей, это мой друг!

– Сделаю все, господин, – обворожительно улыбнувшись, Лючия поклонилась и, подхватив Егора под руку, быстро повела его в залу. Можно сказать – потащила, словно кошка пойманную только что мышь.

Вожников едва успел обернуться:

– Эй, почтеннейший, хорошо бы вина в номер! И… договориться бы об оплате.

– Лючия все знает. Сделает, как надо, не переживайте, почтеннейший синьор.

Поднявшись по узенькой лестнице, они вышли на крытую галерею, как понял Вожников, опоясывающую всю таверну, и, пройдя по ней, свернули в распахнутые двустворчатые двери.

Верхний этаж таверны был устроен по образцу древних римских публичных домов – лупанариев: в узкой, как пенал, комнатке, находилось устланное зеленым бархатным покрывалом ложе с разбросанными по нему многочисленными маленькими подушками и столик, на котором уже стоял кувшин, два стеклянных бокала и небольшое серебряное блюдо с мочеными оливками, яблоками и сыром. У маленького, с видом на гавань, окна стоял на высокой треноге светильник, также сделанный по римскому образцу и похожий на начищенный до блеска заварочный чайник. Протянутый через носик фитиль давал ровное зеленоватое пламя… и таким же цветом блестели карие глаза Лючии. Как у кошки.

– Выпьем вина? – князь уселся на ложе и потянулся к столику.

– Как скажешь, мой господин.

Все здесь говорили по-итальянски, точнее – на том его диалекте, что был в ходу в Генуе. Вожников пока знал его через пень-колоду, но все же кое-что понимал. Да и что тут было понимать-то? Не бозон Хиггса! Ясно, чего этой девчонке надо – денег… и немного любви.

С двумя бокалами в руках князь обернулся… и едва не расплескал напиток: Лючия уже успела раздеться и сидела перед ним нагой обворожительной нимфой, ускользающе-нереальной девой подростковых эротических грез. Хотя… нет – как раз вполне реальной! Тонкая талия, упругая грудь, на животе, чуть пониже пупка – родинка.

Сглотнув набежавшую слюну, князь протянул деве бокал:

– За тебя!

Оба отпили по чуть-чуть… некогда было, оба знали, зачем сюда пришли… и оба хотели этого. А потому нечего было тянуть время!

Поставив бокалы на столик, Егор погладил девушку по плечу, положил ладонь на грудь, так, чтоб между пальцами оказался сосок… теплый и быстро твердеющий.

– А ты красивая, Лючия!

Со всей страстью князь поцеловал жрицу любви в губы.

– Сейчас… – шепнула девчонка и обняла Вожникова за плечи. – Я сама раздену тебя, ложись. Вот… так…

Сброшенная одежда – модная, с разрезами, куртка, рубаха, узкие штаны – полетела в угол. Впрочем, Егор туда не смотрел, он уже давно – казалось, целую вечность – видел лишь сверкающие карие глаза, ощущая под своими ладонями теплую шелковистость кожи, а во рту – соленый вкус поцелуя.

Они больше ничего друг другу не говорили – зачем? Просто слились вместе… блеск томных глаз… страстные поцелуи… объятия… упругие молодые тела…

– Ах!

Оба выдохнули разом и еще долго лежали, наслаждаясь близостью и тишиной, которую князь нарушил первым:

– Только заметил – мы же говорили по-русски!

– Ну да, – Лючия улыбнулась. – Я ж из-под Киева, с Литвы.

– А имя чего такое?

– Мы католики.

– А-а-а. Еще выпьем?

– Как скажешь, мой господин.

Князь церемонно подал одалиске бокал. Оба выпили, потом – почти сразу – еще, и видно было, что девушка захмелела, а, может быть, еще и устала – видать, не успела выспаться днем.

– Поспи немного, Лючия.

– О, господин, я не…

– А я вижу – что хочешь. Спи! – осторожно набросив на девушку покрывало, Вожников поцеловал ее в губы. – Спи, милая. Но только знай – долго-то я тебе спать не дам!

– О, господин…

– И сколько нужно денег?

– А у тебя что? Дирхемы, сольдо, дукаты?

– Серебро.

– Тогда – пятнадцать дирхемов. Пять – хозяину таверны, пять – банщику и пять – мне.

– А банщику-то за что? – удивился князь.

– Ну… мы же обычно в бане работаем. При ней и живем.

– Ага, понятно – разделение труда. – Егор прилег поверх покрывала и ласково погладил девчонку по мягким волосам. – Спи, милая Лючия, спи.

Никакими угрызениями совести молодой человек не терзался, ушами по щекам себя не хлестал – этот мир не исправишь, и нужно принимать его таким, какой он есть. Что же касается Лючии и ее занятия, то… все могло бы быть и гораздо хуже, попади она в какое-нибудь татарское селение, где ее пользовали бы точно так же, только держали бы впроголодь, а за малейшую провинность нещадно секли. Кафа все же город европейский… почти.

«Эх, забыл спросить про ночную стражу!» – глядя на спящую красавицу, запоздало подумал Егор.

Что ж, придется так, наудачу, тем более, многие из стражников нового кондотьера уже знали, да и пергаментный патент на звание десятника был всегда при нем. Ну, неужели еще с коллегами проблемы будут? Хотелось бы надеяться, что нет.

Оставив на столе деньги – даже на три монетки больше, лично для Лючии! – Вожников осторожно открыл дверь и выглянул на галерею. Слава Господу – никого. Чу! Из соседней комнаты вдруг послышался стон… Убили кого? Снова стон… еще, еще, еще… Князь перевел дух – ну, ясно.

Он спрыгнул с галереи прямо на улицу, в теплую, залитую лунным светом ночь. Отражаясь в черной морской воде, в ясном спокойном небе сияли звезды. Пахло цветущей сиренью, кое-где, у причалов, слышались пьяные крики – видать, на каком-то судне гуляли, продолжая начатую в таверне попойку.

Оглядевшись, Егор запахнул легкий плащ и быстро зашагал к цитадели. Близ нее повернул налево и уже через двадцать минут, никем не замеченный, бросил пару камешков в собственное окно, тут же и распахнувшееся – Федор, слава Богу, в ожидании своего князя не спал, видать, тревожился.

– Да кто тут честным людям спать не… Ой! Господи… Княже! Сейчас дверь открою.

– Не надо дверь, – остановил его ночной гуляка. – Иди в казарму, буди своих дружков… дружков, дружков, не притворяйся – будто я не вижу, с кем ты там сошелся. С татарами, с греком, с немцем… Слушай, а с немцем-то как? Он же ни по-русски, ни по-татарски…