— Они просто меня изводят! Не беспокойтесь, с машиной Джинни все в порядке. Я на некоторое время оставила ее в другом месте.

Опасные у Джинни подруги! Стенли с сомнением покосился на татуировку Пиппы.

— Хорошая мысль. Наш персонал не привык к нарушителям общественного порядка.

Пиппа вручила ему триста долларов, затем вернулась к себе в номер и покончила с китайским обедом. Впервые со времени свадьбы она с оптимизмом думала о будущем. Завтра, в новом платье и со свежим лицом, она блестяще сдаст еще один тест. А еще через день получит диплом об окончании автошколы. И откроются хранилища Форт-Нокса. Начало новой жизни она отметит, пригласив на ужин Пирса. Представит его Шелдону. Несколько бутылок шампанского разрядят атмосферу. Это станет грандиозным событием, вот только Тейн не будет рядом.

Пиппа уронила несколько слезинок над коробками с китайской едой. Невозможность слышать мамин голос делала каждый день неполноценным. Пиппа жутко скучала; это чувство должно быть взаимно. «Даже не рассчитывай, — сказал внутренний голос. — Тейн не привыкла давать задний ход».

— Просто дай мне шанс! — молила Пиппа, окропляя шею духами Тейн. — Две коротенькие минутки!

Портье разбудил ее в шесть утра. Пиппа угробила уйму времени, разыскивая махровый халат. По ее представлениям, он должен быть в каждом гостиничном номере. Отчаявшись, она позвонила портье, попросила принести бритву. Возможно, Тейн в чем-то права: иногда стоит заплатить лишнюю тысячу за ночь, чтобы иметь мелочи первой необходимости. Пиппа втиснулась в платье и еще влажное белье, не успевшее за ночь высохнуть, и села за руль «мазерати». На первом же светофоре ей махнул рукой парень из соседней машины. Она опустила стекло.

— Хочешь косячок?

— Нет, спасибо. — Малейшее нарушение погубит ее шансы на получение диплома.

Почти всякий раз, как она останавливалась на светофоре, парень пристально разглядывал ее, взревывая двигателем. Еще несколько машин какое-то время ехали с ней вровень. Наконец одна подрулила ближе. Из окна высунулась блондинка:

— Простите, это, случайно, не автомобиль Лэнса Хендерсона?

Пиппа чуть не заглохла.

— Кого?

— Радио «Рок» объявило награду в тысячу долларов первому, кто его найдет. А он, кажется, ездит на голубом «мазерати» с номером «Активный».

— Не понимаю, о чем вы. Отец подарил мне эту машину за то, что я не стала делать пирсинг в носу…

Пиппа подняла стекло и уставилась прямо перед собой, ощущая себя вареным лобстером на белой скатерти. Черт! Почему Лэнс не ездил на черном «мерседесе» вместо этого сверкающего гомомобиля?

Спа-салон «Нори Нуки» занимал скромный полуподвал неподалеку от аэропорта. Спрятав машину под акациями, Пиппа вошла в дверь. Несмотря на ранний час, в помещении суетилось множество женщин.

— Вы, Пакита, на чистку тела и шоколадную маску, — радостно возвестила кореянка за стойкой. Телевизор рядом с ней транслировал программу «Богатые и знаменитые». — Меня зовут Нори. Где вы оставили машину?

— Припарковала на улице.

— Надо наклейку, а то увезут на стоянку. — Нори достала ручку. — Какой номер?

— «А-к-т-и-в-н-ы-й».

Нори протянула ей разрешение.

— Приклейте на панель, пожалуйста.

Когда Пиппа вернулась, Нори ждала ее с красным шелковым халатом, украшенным оранжевым воротником; по бокам красовались длинные разрезы.

— Это гораздо лучше, чем ваше дешевое платье. А туфли? У меня есть прелестная пара. Гораздо лучше, чем ваши. Двадцать баксов.

— Отлично.

— А прическа? Надо подровнять. Пять баксов. И смыть тату? Пятнадцать баксов. Много работы, но юной леди они не подходят.

— Понимаю, но их придется оставить.

— Без денег. Я сделаю бесплатно.

— Нет! Спасибо!

Нори без паузы подытожила:

— За все двести восемьдесят долларов, — и пересчитала поданные Пиппой наличные. — Большое спасибо, Пакита. Пройдите с Джанг-Бо.

Нори бросила несколько фраз кореянке в белом халате (и с абсолютно отстраненным лицом), протянула Пиппе халат и ключ и проводила ее в раздевалку.

— Снимить украсенья, позалуста. Я сохранить.

Пиппа завернулась в полотенце и отдала Джанг-Бо часы, кольцо с бриллиантом и браслет с лодыжки.

— Не потеряйте. Это вещи моей матери.

Джанг-Бо сунула все в карман и проводила Пиппу к тяжелой двери.

— Вы оставаться двенадцать минута. Я вас здать.

Пиппа вошла. Из надписи следовало, что температура здесь составляет сто сорок градусов. Она присела на пол рядом с несколькими корейскими женщинами. Казалось, они вообще не потеют. Двенадцать минут прошли как двенадцать часов. Потом Джанг-Бо втолкнула ее в полумрак следующего ада. Песок, устилавший пол, обжигал ступни. Температура сто шестьдесят. Через несколько секунд сердце Пиппы бешено колотилось. Пот заструился из каждой поры. Голова разболелась — может, мозг раздувается как шар, распираемый горячим воздухом? Она продержалась две минуты.

— Простите, — выдохнула она, вываливаясь в коридор. — Слишком жарко…

— Двенадцать минута. — Джанг-Бо попыталась запихнуть ее обратно.

— Нет! У меня в девять часов важный экзамен! Мне нужен мозг, а не жаркое из мозгов!

Джанг-Бо подвела Пиппу к следующей двери.

— Здесь три минута.

Пиппа просунула голову поглубже, чтобы разглядеть надпись на предупредительной табличке. Прежде чем глазные яблоки начали вываливаться из орбит, она успела увидеть отметку: «180». В темном углу лежала без движения одинокая женская фигура — возможно, уже мумифицировавшаяся.

— Нет уж! Этого довольно!

Недовольная, Джанг-Бо повела Пиппу в чистилище купели, где от поверхности поднимался пар.

— Заходите.

Дьявольщина, хуже быть не могло — температура двести двенадцать градусов. Пиппа уронила полотенце и сползла в мутную воду. Джанг-Бо стражем стояла у лесенки, лишая возможности бегства. Наконец она произнесла:

— Теперь чистка.

Пиппу привели в сверкавшую белым кафелем комнату. Кореянки в грубых волосяных рукавицах скребли обнаженные женские тела, возлежавшие на четырех из шести столов. Работая, девицы весело болтали и пересмеивались — наверняка насмехались над телами, которые бессердечно обрабатывали. Время от времени появлялась старушка с ведром теплой воды и выплескивала ее на лежащих. Устроив Пиппу на столе, Джанг-Бо сделала знак девушке, дожидавшейся у раковины умывальника. Та принялась выкручивать стопы Пиппы, как мокрые тряпки. Боль была дикой.

— Нельзя ли полегче? — возмутилась Пиппа. — Я бы хотела выйти отсюда на своих ногах.