– Стоило ли такой огород городить, чтобы только нас на прессуху не пустить? – спросил Стас. – Это что, Корнев подключился? Его идея? Он что, теперь и ваш начальник, а не только силовиков?

– Ты меня плохо слушал. А я очень откровенно все сказал – новые принципы информационной безопасности. Сахар сам клади! – Легостаев подал Стасу чашечку действительно очень ароматного и крепкого кофе. – И Владимир Афанасьевич в этом деле будет, конечно, не последним лицом. Но и не первым. Ты парень умный. Подумай, правильно ли вы силы рассчитали, связываясь с «дедом»? А теперь на войне, как на войне. Не мы это начали, ты знаешь. Вы пошли против власти. И вряд ли представляете, какая это сила. А «дед» – это власть, плюс огромный опыт. Он всегда долго запрягает. Но если уж принял решение – сила у него медвежья. Когда «дед» вам всерьез даст сдачи – мало не покажется. И вот что я тебе по-дружески скажу. Они ведь между собой, там наверху, договорятся. А крайними останетесь вы – исполнители. Когда вашего еврея «прессанут», он как умный человек откупится, или сам возьмет отступного. Но вам от этого легче уже не станет. Твое ведь лицо на экране. Ты станешь фигурой, как раз подходящей для показательной порки. Тебе это надо?..

Стас только равнодушно махнул рукой, давая понять, что сам он все понимает, но уже принял для себя главное решение.

– Скажу одну вещь. Только надеюсь, ты никогда и нигде не намекнешь, откуда получил информацию, – продолжил губернаторский советник, опасливо оглянувшись, как будто они были в кабинете не одни. – Решение уже принято! Скоро начнется такой прессинг, с которым никто из вас не сталкивался. Но, самое поганое, когда жернова раскрутятся, остановить их просто так уже не нельзя. Кого-то под эти жернова точно затянет. Жертва потребуется. Тебе это надо?.. Оставлять тебя безнаказанным нельзя – иначе другие решат, что им тоже можно. Тебя используют и вышвырнут. Сам знаешь, как с «доренками» нынче поступают…

– Спасибо, хоть не вспомнил, что «паны дерутся, у холопов чубы трещат»… – ухмыльнулся Андреев. – Ну, закрылись вы покрепче, не пускаете нас никуда, так это предсказуемо на сто процентов. И не самый сильный ход.

Стасу уже хотелось немного сбросить напряжение дружеского разговора, который начал напоминать дружеское запугивание. Однако, «Сашок» Легостаев улыбнуться не пожелал, напротив, только посерьезнел.

– Слушай, все тебя хотел спросить. Почему ты еще не в Москве? Что тебя тут держит?

– А что мне там делать? – удивился неожиданному обороту беседы Стас.

– Ты ведь давно перерос местное телевидение. Журналист, с твоим опытом и мозгами вполне может быть востребован на каком-нибудь федеральном канале. Есть реальная возможность устроить тебя на «Россию» или на НТВ. Рычаги такие есть. Не как попало, а сразу хорошая работа серьезного формата и масштаба. Такой шанс редко кому предоставляется.

Стас даже не сразу сообразил, что ответить. От «дружеского» разговора оставался теперь уже совершенно паскудный осадок.

– Спасибо, Сашок (в отместку Андреев назвал губернаторского пиарщика позорным прозвищем, которое тот терпеть не мог), но у меня сейчас и здесь проект масштабный и интересный. Ладно, пора мне уже…

На крыльце обладминистрации Стас остановился покурить. Хотелось чем-то перебить не отпускающее ощущение брезгливости. На улице холодало. Порывы ветра тащили по небу клоки рваных туч, обещая дождь.

Следом за Стасом из дверей обладминистрации выходила съемочная группа ГТРК. Знакомая журналистка Инна, тоже прикуривала сигарету, явно стосковавшись по никотину за время пресс-конференции.

– Ну, что там было? – поинтересовался Стас.

– Да фигня одна – скривила губки журналистка. – Полчаса «дед» всех грузил важностью президентских национальных проектов. Только в самом конце весь напыжился, и дал ответ «клеветнической кампании» развернутой с подачи московского капитала. Рассказывай, как вы там, на московские капиталы поживаете? Говорят, у вас задержка по зарплате сокращается?

– Живем в пошлой роскоши, – отшутился Стас. – А что-нибудь конкретное он говорил?

– Насчет вас больше ничего. У меня вообще осталось впечатление, что он какой-то заготовленный текст выпалил, как он умеет – со значением. А дальше его никто спрашивать и не решился. Сам понимаешь…

Стас примерно этого и ожидал. Но его вдруг осенила одна идея.

– Слушай, Инна. Ты со мной не поделишься материалом?.. Сама видишь, как нас отфильтровали. А съемка нужна позарез. С меня потом шампанское…

– Да ладно уж, шампанское. Говорят, вы нынче по молоденьким девочкам прикалываетесь?.. Так что я вряд ли подойду, в свои 28?.. Сегодня извини, мне сюжет для «Вестей» монтировать, а завтра съемку я тебе перегоню на болванку, пришли кого-нибудь из своих. Только не говори, откуда взял. А то мне должностное преступление «пришьют». Мне эти новые порядки, тоже не нравятся. Пусть знают, что свободу слова не задушишь, не убьешь!

Инна погасила сигарету и, отправив Стасу на прощание игривый воздушный поцелуй, заспешила к ожидавшей ее машине с фирменными буквами ГТРК. Андреев остался на крыльце, не зная, радоваться ему, что вопреки всем стараниям властей, так легко удалось договориться насчет запретной для «Ориона» съемки, или огорчаться из-за того, что о его романе с Настей, (о котором никто не должен был подозревать) судачит уже все городское журналистское сообщество.

Когда Андреев вернулся в редакцию, оказалось, что вечерний выпуск «Новостей» уже практически готов, и уже полчаса развивается стихийная пьянка. Особо напиваться никто не собирался, поэтому взяли только пару бутылок вина, чтобы поднять настроение и убить время. Но вино исчезло моментально. Послали снова на последние деньги, оставшиеся от зарплаты. Стас моментально оказался в атмосфере веселья. Тихого бунта против ежедневной рутины будней. Настроение у Андреева было не самое радостное, и он поддержал коллектив, спонсируя очередного гонца.

Скоро Стас тоже был пьян. И каждые пятнадцать минут выходил из помещения, якобы, курить. На самом деле набирал номер Насти. Упрямо твердил себе, как обязан ее предупредить, что – непонятно откуда – о них знает все журналистское сообщество. Изнывая от соблазна просто завезти ее к себе в квартиру и провести вместе ночь. Сидеть голыми на полу, передавая друг другу бутылку коньку. Стас вдруг ощутил жгучую потребность быть сегодня с Настей. А необходимость предупредить давала повод сделать к этому первый шаг. Стас набирал ее номер снова и снова, забыв о самолюбии и достоинстве. Настя не отзывалась. Сначала были просто длинные гудки – она не брала трубку, а потом и вовсе зазвучал механический голос «абонент не доступен или отключил телефон».

Уже закончился вечерний выпуск. Уже осветители и операторы выпили оставленные для них «боевые сто грамм». Уже разъехалось большинство журналистов. И охрана «предупредила в последний раз». Когда Стас, наконец, осознал, что дозвониться до Насти, сегодня ему не дано. И неважно, по какой причине.

Именно это Андреев повторял себе, выходя из редакции, запахивая куртку, и останавливая такси. Внутри теплой машины, по тому, как расплывались огни фонарей, Стас понял, что совершенно пьян. Он не помнил, с кем разговаривал по телефону, пока ехал. Вся память была в мутных алкогольных провалах.