— Все-таки я не понимаю, почему магические действа надо совершать в Иерусалиме? Ведь там древние корни нашей веры.

— А ты не слышал такое суждение: Иерусалим — центр мира? Совершенно верно, центр, и не только религиозного, но и магического. Ты все увидишь сам. — Гвальхир встал и принес большой кувшин. — Это сидр… Я постараюсь помогать тебе, хотя перемещаться на такое расстояние не удалось бы и иерофанту… это глава нашего круга… Но помощь может быть не только непосредственной. И, кстати, могу помочь с деньгами, если необходимо.

— Конечно необходимо! — молодой воин вскочил.

— Сиди-сиди. Здесь неподалеку, в лесу, зарыт один старый клад. Хозяин его давно скончался, мне золото ни к чему. Заберешь.

Скрипнула дверь, оба обернулись, но это был не Трагерн, а довольная, порозовевшая и переставшая мерзнуть Серпиана. Она отряхнулась за порогом, одернула платье, добралась до лавки и улеглась со всем удобством — подложила под голову одну из сумок, вынув из нее предварительно котелок. Прикрыла глаза и обернулась змеей. Заверещала и вспорхнула пристроившаяся было на подоконнике сойка.

— Не шали. — Старик погрозил Серпиане пальцем. Та не отреагировала. — Ну что, договорились?

— Я посмотрю на месте, — уклончиво ответил Дик, дожевывая кусок мяса. — Я ничего не могу заранее обещать.

— И не надо. Ты все захочешь сделать сам, в этом я не сомневаюсь.

Он доел мясо, встал, завернулся в плащ и, прихватив посох, ушел.

Корнуоллец прилег на широкую лавку рядом с девушкой, задремавшей от сытости сразу, как только голова ее коснулась мягкого, и во сне обернувшейся человеком. Она дышала ровно и тихо, спала так сладко, что молодому воину тоже захотелось, но сон никак не шел. Сперва он вспоминал обстоятельства боя, привстал, чтоб еще разок помолиться — уже в благодарность, — потом размышлял, почему же обыкновенные камушки, пусть и красивые, блестящие, могут стать таким большим подспорьем в колдовстве… то есть, как говорят эти друиды, в магии. Вспомнил облик нападавшего, одетого в длинную черную хламиду, — благородный, достойный любой монеты. Откуда он, такой смуглый, в Англии, где с давних пор не любят испанцев?

Дик резко сел, отбросив плащ, спустил ноги на пол. Он вдруг понял, что не сообразил спросить ни у Гвальхира, ни у Трагерна, ни хотя бы у Серпианы, которая вроде бы тоже знает его, кто же таков этот Далхан Рэил. Столько всего свалилось на него, непривычного к сложным колдовским делам, и неудивительно, что какие-то даже очень важные вопросы вылетели из головы. Он посмотрел на девушку — она давно спала, улыбаясь во сне, и была так красива, что это бросалось в глаза даже в темноте, едва разгоняемой лунным светом, проскальзывающим в окошки.

Слюдяные рамы Дик спустил на землю, решив, что закрывать окна ни к чему, раз погода стоит тёплая, и свет не встречал на своем пути никакой преграды. Корнуоллец наклонился и поцеловал спутницу сперва в лоб — гладкий и нежный, как драгоценый шелк, а потом в губы. Улыбка Серпианы стала мягче, уста шевельнулись, отвечая на поцелуй.

Они целовались, а за окном по листьям стучали капли дождя, и этот перестук сливался в шелест, для слуха очень уютный, если, конечно, при этом иметь крышу над головой и печь, чтоб согреться, если потянет прохладой. Дик, решивший, что любые вопросы вдождут до утра, прилег подле Серпианы — он чувствовал себя усталым и разбитым, словно весь день на своем горбу таскал вязанки дров, но рядом с девушкой, с ее гибким ладным телом и ароматной кожей было спокойно, словно ничто и никогда ему не угрожало.

Гвальхир вместе с мокрым, злым и усталым Трагерном вернулись под утро. После рассвета дождь совершенно прекратился, на ветвях и листьях гроздями повисли капли, брызжущие светом, как граненые камни, а когда налетал ветерок, вся эта красота обрывалась вниз, и горе тому, кто оказывался под деревом, — роскошное убранство утреннего леса разом превращало сухую куртку в зябкую тряпку. Зелень леса была по-весеннему ярка, наконец-то отмытая от многодневной пыли, и крестьяне на полях, должно быть, ликовали, предвидя, как рванет в рост все, что они в свое время посадили. Сквозь кроны деревьев небо, пролившееся долгожданным дождем сияло гордой и безупречной синевой, которую не повторить в своей работе ни одному самому искусному живописцу.

Трагерн, с помощью учителя добравшийся до места, вел в поводу четырех коней вместо трех, оставленных путниками у входа в пещеру, но отвечать, откуда взялось еще одно животное, отказался. Гвальхир нес на поясе двух гусей, видимо, добытых по дороге, и холщовый мешочек, в котором оказались… орехи.

— Откуда? — поразился корнуоллец. — В июле — орехи? Это же лесные, они созревают в конце августа!

— Можно подумать, есть какие-то орехи, которые поспевают не к осени, — с довольным видом ответил старик.

— Я слышал краем уха о каких-то земляных…

— Но это далеко на юге, где свои времена года. Угощайся, красавица.

Серпиана, которая, как оказалось, относилась к орехам весьма одобрительно, не заставила себя долго ждать и вооружилась кочергой, чтоб колоть скорлупки. Гвальхир взвесил на руке гусей и посмотрел на засыпающего, шатающегося Трагерна.

— Знаю-знаю, кто нам накопает глины.

— Учитель! — взмолился тот.

— Ничего. Иди копай!

— А лопата?

— Зачем друиду лопата? Иди так добывай. Ученик застонал, но послушно отправился в лес. Совместными усилиями выпотрошили птицу, растопили очаг и в первые же получившиеся, вовсю пламенеющие угли зарыли глиняный ком с одним из гусей внутри. Второго ощипали (Дик предусмотрительно отложил самые ровные и крупные перья на стрелы), разрубили и сунули в горшок. Сразу после этого Трагерн, полумертвый, рухнул на лавку и отключился от окружающей реальности.

— Значит, так, — сказал Гвальхир. — Я кое-что разузнал, думаю, интересное и полезное тебе, Ричард. Начало похода назначено на конец июня следующего года, до того король потратит время и силы на подготовку, то есть на вышибание денег. Тебя, думаю, это мало интересует.

— Пожалуй.

— Охота на тебя, конечно, не прекратится. Значит, тебе необходимо спрятаться. Время с пользой потратить. Согласен?

— Скажем, да.

— Как насчет обучения?

— Какое обучение? На Авалон-то нельзя.

— Помимо Авалона имеются другие друидические диаспоры, одна в Корнуолле, одна здесь, в Уэльсе, несколько в Шотландии. И, разумеется, есть места, где можно спрятаться, но при этом, если укрытие будет обнаружено, сие не станет катастрофой, как было бы с Авалоном. Я предлагаю спрятать тебя и поучить немного. Если я сам направлю тебя, думаю, даже Трагерн со всей своей непредсказуемостью не сможет ничего испортить. Итак?

— Согласен, — решительно заявил Дик.

Очень по-дружески, даже по-братски похлебали супа, куда Серпиана, наевшаяся орехов, охотно построгала капусты, репы и крапивы, а потом съели запеченное мясо. За столом царил дух провозглашенного братства, которое должно было ожидать таждого за гранью жизни, точнее, церковники уверяли в этом, но сами-то ни капли не верили. Казалось бы, что общего меж этими тремя? Старый друид, родившийся еще в ту эпоху, когда друидический круг обладал реальной властью, когда римляне еще только начинали завоевания. Девушка-змея, иномирянка, — корнуоллец, приходя в себя после напряженной схватки, постепенно вспоминавший виденное и слышанное, припомнил обращение Далхана, — притом еще носящая некий высокий титул. И незаконнорожденный сын английского короля, а по закону даже дворянство его было сомнительно, по меркам родственного ему общества вполне взрослый мужчина, по меркам же его сотрапезников — еще совсем мальчишка. Впрочем, не поспоришь, только по возрасту…