Однако подозрительная легкость добычи вызывала в Родионе противоречивые чувства.

— Почему ты пришел с этим именно ко мне, Пьер? Хочу понять, что тобой движет…

— Все очень прозаично — усмехнулся Валь, облизывая пересохшие, обметанные лихорадкой губы. — Я отдаю вам эксклюзив, а вы, в качестве благодарности, улучшаете мое финансовое положение.

Родион покачал головой, будто ожидал именно такого ответа.

Бедный пропащий Валь, вся его жизнь была попыткой выбраться из нищеты, но он относился к той породе людей, для которых она была качеством врожденным, как тембр голоса или наследственный астигматизм. А ведь когда-то он был многообещающим студентом и имел все шансы на успех. Однако судимость, хоть и условная, навсегда закрыла перед ним двери в большую журналистику, и теперь Родион ничем, кроме денег, помочь ему не мог.

— Я прослушаю твою запись, и если она того стоит, передам ее в редакцию. Газета сейчас живет в режиме экономии, но мы найдем возможность тебя отблагодарить…

* * *

Телефонный аппарат, переключенный в беззвучный режим, настойчиво замигал оранжевой лампочкой в тот самый момент, когда Родион начал читать материал о смерти известного тележурналиста во время боевых действий в Кувейте. Это была уже третья потеря в рядах французских СМИ за последнее время. Помимо подробностей драмы — репортер был «задет» проходящим мимо американским танком в момент подготовки к эфиру — Родиона потряс еще один факт, приведенный в статье: за последнее десятилетие в мире погибло около восьми сотен журналистов. Но большинство из них пострадало не в ходе вооруженных конфликтов, а стало жертвой организованной преступности и коррумпированных чиновников в мирное время и в родной стране…

Осмысливая прочитанное, Родион нехотя снял трубку: телефон продолжал настойчиво подавать тревожные световые сигналы. Услышав резкий голос Бретона, он сразу понял, зачем редактор его вызывает.

С замиранием сердца Родион взлетел на третий этаж, гадая, какова будет реакция босса на предоставленные им накануне сведения. Сочтет ли он их серьезными или же обвинит его в непрофессионализме?

Информация на компакт-диске была впечатляющей: Марсель Готье, пользовавшийся глубокой симпатией и доверием богатой актрисы, вступил с ней в настоящий преступный заговор. В обмен на крупную сумму, которую мадам готова была потратить на его избирательную компанию, он обещал передать ей в собственность уникальное историческое здание в центре Парижа. А также закрыть глаза на ее старческую забывчивость в вопросах уплаты налогов с тех миллионов евро, которые покоились на ее незаявленных сейшельских счетах.

Все обсуждаемое было совершенно противозаконным и могло свести к нулю предвыборные шансы Готье. Министр уже не раз оказывался в центре политического скандала, но природное чутье и изворотливость всегда его выручали. Он был ретив, беспринципен и не стеснялся использовать людей в собственных целях. Родион хорошо помнил «дело Апостола», когда Готье, стремясь повысить свой авторитет на посту министра внутренних дел, публично объявил убийцей корсиканца, чья вина судом не была еще доказана. Тот факт, что он нарушает основной принцип уголовного делопроизводства, юриста Марселя Готье совершенно не смущал. Значит, по какой-то причине министр был уверен, что националист Истрия все же будет осужден…

С этими мыслями Родион открыл дверь кабинета Бретона, опять забыв в нее постучать.

Однако в этот раз его оплошность осталась незамеченной.

Редактор полулежал в своем кресле, закинув скрещенные ноги на письменный стол, и о чем-то сосредоточенно размышлял. При появлении Родиона он резко выпрямился и указал ему глазами на стул.

— Садитесь, Лаврофф, рад вас видеть. Очень любопытный материал вы мне вчера принесли… Объясните только, при каких обстоятельствах вы его получили?

Родион принялся рассказывать ему про Валя, про дядю-мажордома, про его техническую подготовку, и самое главное — про свои опасения по поводу легитимности публикации этой прослушки…

— Об этом рано тревожиться. Сначала мы отправим запись на экспертизу. Если фоноскопическое исследование подтвердит ее достоверность, дадим этому делу полный ход.

Родион смотрел на босса с изумлением.

Что происходит?

Чтобы придирчивый и желчный Бретон так легко шел ему навстречу? Не он ли учил его не делать поспешных выводов? Да он ставил под сомнение приводимые факты даже тогда, когда они были неоспоримы: «Вырабатывайте в себе профессиональный скептицизм, Лаврофф, развивайте критическое мышление — это поможет вам не оступиться. Ведь ошибка в нашем деле стоит очень дорого!» К тому же за последние месяцы Бретону не удавалось получить от газеты финансирование на проведение хотя бы одного расследования…

Откуда же такая уверенность, что в этот раз все сработает?

— Мы должны будем подтвердить услышанное, — продолжал тем временем редактор. — Получить данные о состоянии счетов госпожи Ля Грот, об уплаченных ею за последние годы налогах, о том, была ли на самом деле переведена большая сумма на счета партии Готье и под каким предлогом. Ну что, Лаврофф, у нас впереди много интересной работы! — Бретон старался говорить воодушевленно, но за его показным энтузиазмом проглядывало напряжение, которое Родион уловил с первой же секунды.

— Вчера вечером, когда я к вам заходил, чтобы отдать этот диск, пол вашего кабинета был усеян вырезками из статей, посвященных Готье. Вы ведь давно уже собираете на него материал, — сказал он, глядя на Бретона в упор, чем откровенно нарушал установившуюся между ними субординацию. — И в этот момент такой компромат вдруг сам плывет нам в руки. Неужели вам не кажется это подозрительным?

«Выучил я тебя на свою голову! — подумал Бретон, тяжело поднимаясь из-за стола и надвигаясь на него грозовой тучей. — Таких совпадений, мой прозорливый друг, действительно не бывает…»

Подойдя вплотную к Родиону, он навис над ним, упираясь мосластыми руками в подлокотники стула, и членораздельно произнес:

— Я много лет занимаю эту должность именно потому, что не трачу время на догадки. Если ко мне попала важная информация, я не оставляю ее без внимания, я ее проверяю. Единственный вопрос, который я себе задаю: правда ли это? Признаюсь вам по секрету: в душе я — эксгибиционист, мне нравится обнажать перед обществом то, что остальные от него скрывают! — Лицо его пошло пятнами, на висках проступили пульсирующие вены. — А вам, коллега, я хочу посоветовать поскорее избавиться от этой своей извечной интеллигентской мнительности. Она очень вам вредит! Вот, — он сунул Родиону в руки компакт-диск, — свяжитесь лучше с институтом экспертизы, пусть дадут заключение в кратчайшие сроки.

С этими словами редактор уселся на место и принялся за правку критического очерка на тему коррупции.

Аудиенция была окончена.

* * *

Следующие полгода жизни Родиона напоминали аттракцион «русские горки».

Небольшой разгон в виде сбора первичной информации, взлет — документы, подтверждающие существование незадекларированных счетов Ля Грот на Сейшелах, а затем внезапное падение: фоноскопическое исследование аудиозаписи принесло неоднозначные результаты. Эксперты подтвердили, что голоса принадлежат Сесиль Ля Грот и Марселю Готье. Но содержимое компакт-диска было смонтировано из многочисленных фрагментов с неоднородным звуковым фоном и с разной удаленностью участников разговора от записывающего устройства, и это обстоятельство порождало массу вопросов. Однако Бретон тут же нашел приемлемое объяснение: встречи могли происходить в разных комнатах особняка актрисы, значит, и сервировочный столик с напитками и прикрепленным к нему микрофоном тоже постоянно перемещался.