Йоля добежала к забору, нырнула в тень и помчалась дальше. Теперь от подвергшегося нападению подворья ее отделял широкий пустырь. Она домчалась до угла ограды и только теперь оглянулась. Воины на манисах скакали вдоль обмазанного глиной забора, некоторые, вскинув луки, пускали на скаку горящие стрелы. За стрелами тянулись дымные хвосты, выписывали в вечернем небе дуги. Стрелы падали во двор, некоторые втыкались в стену дома. Подожженная пакля шипела, разбрасывала искры; вокруг наконечников, впившихся в стену второго этажа, расползлись черные пятна копоти. Несколько дикарей столпились перед запертыми воротами и колотили в них тесаками и древками копий.

Из окон показались стволы пороховых самострелов, грохнули первые выстрелы — люди на ферме не растерялись и стали защищаться. Со второго этажа выглянул парнишка с ведром в руках, плеснул водой на стену и быстро скрылся. Рядом с окном ударили две стрелы.

Йоля больше не смотрела, свернула за угол и побежала дальше — к центру поселка, где, как она представляла, обосновалась банда. Когда на пути встретилась еще одна ферма, обнесенная оградой, девушка снова свернула, забирая все дальше от места схватки. Заметить ее вряд ли могли — она мчалась вдоль забора, а он высокий. Разве что соседи углядят, но Йоля рассчитывала, что из страха перед дикарями никто за ворота не сунется, чтобы узнать, какого некроза здесь кто-то бегает. А на дикаря она не похожа, все-таки шляпа на голове… и вообще. Если увидят, подумают: кто-то от кочевых спасается.

Оглянувшись в очередной раз, она заметила тоненькие струйки дыма — что-то во дворе осажденной фермы все-таки разгорелось. Чему там гореть, все ведь глиной обмазано, пожара здесь всегда боятся… Может, в сухой навоз стрела попала? Ох и воняет там, наверное…

Стрелять позади стали реже. Потом где-то недалеко затарахтели моторы, к этому звуку добавился грохот тяжелых сцепок — банда на мотофургонах спешила принять участие в стычке. Йоля присела за углом очередного забора, переждала, пока протарахтят мимо. Время пока есть, сейчас Байгу Скат должен приступить к исполнению второй части плана и изобразить настоящее нападение. Как будто родовичи Улла-Халгу для вида сражаются, просто отвлекают, а Байгу с его племенем и есть главная ударная сила. «На самом деле главная — это я, — не без самодовольства подумала Йоля. — А что? Вот я уже и есть повелительница чумазых, они мой план исполняют — как я сказала, так и делают». Мысль показалась приятной, но радоваться времени не было.

Йоля выждала, пока колонна прогрохочет по пустырю между фермерскими оградами и скроется из виду, потом побежала дальше. Стрельба за спиной стихла, Йоля как раз добралась до угла забора, встала, чтобы перевести дух, и оглянулась. Наездники на манисах переваливали через гребень холма, последний остановил ящера, обернулся и помахал рукой. На таком расстоянии уже невозможно было рассмотреть дикаря как следует, но Йоля решила, что это женишок. Ладошкой ей, значит, машет, знак подает невестушке своей. Йоля показала всаднику язык и заторопилась к центру поселка. Жалко, Улла-Халгу ее гримасы не видно было, но если даже не видно — это еще не повод не показать язык. Есть вещи, которые делаешь не для пользы, а для собственного удовольствия.

Дом, в котором расположилась банда, находился, как и говорил Уголек, в самой середине долины. Вокруг строений был пустырь — широкая полоса выжженной земли. Йоля присела в тени ограды фермы и принялась разглядывать цель. Дом обычный, двухэтажный, крыша разве что выложена блестящими черными пластинами, таких ей прежде не попадалось. На крыше стоял человек и, приставив ладонь козырьком ко лбу, смотрел вдаль. Йоля осторожно высунулась и уставилась в том же направлении, но ничего не заметила — мешал забор, под которым она устроилась. Поэтому девушка перестала глазеть по сторонам и сосредоточилась на цели.

Здание окружал двор, обнесенный высокой оградой. Вбитые в землю столбы, между ними ржавые остовы древних самоходов, уложенные друг на друга здоровенные шины, поваленные бетонные столбы с пучками ржавой арматуры, в промежутках между этими нагромождениями — кладка из плохо обожженного кирпича. В таком заборе всегда можно отыскать дыру… только бы добраться туда. Еще были ворота, сбитые из досок и обшитые прогнившими от коррозии листами металла — похоже, старые капоты и крылья с облупленной краской, но теперь все это забрызгано грязью. Много слоев серых пятен, высохших, осыпавшихся и снова заляпанных. Под этими пластами едва угадываются очертания створок. Ворота, конечно, заперты, так что дыра в заборе может оказаться лучшим способом проникнуть во двор. Пустырь пересечь недолго, но как бы этот, на крыше, не обратил внимание. А человек все так же пялился на что-то, чего Йоле не было видно. Вроде бы в той стороне раздавались звуки выстрелов, но стены заглушали, толком было не разобрать, что творится.

Йоля отползла назад и, по-прежнему прячась в тени, побежала обратно, свернула, пересекла пыльную пустующую полосу между хозяйствами, помчалась вдоль следующего забора, потом, для верности, перебралась к соседней ферме. По ее прикидкам получалось, что теперь она за спиной того, кто смотрит с крыши бандитского особняка. Здесь девушка снова подкралась к границе пустыря, окружающего двухэтажный дом. С этой стороны ограда выглядела еще хуже, чем возле ворот, — у ее подножия поднялись дремучие заросли колючек. Цепкие побеги вскарабкались по стене, впились корешками в трещины и щели. Сейчас, на исходе сухого сезона, колючки пожухли и увяли, теперь они свисали вялыми гроздьями, лишь кое-где топорщились в нижней части стены. На щербатой кладке они смотрелись как черная щетина на измятой морде. Но главное — не видно ни души. Окна, затянутые сморщенными шкурами ползунов, слепо пялятся в пространство, некоторые и вовсе заколочены, ставни где заперты, а где уже успели развалиться. Видно, этот дом давненько не отражал нападений.

Йоля подыскала подходящее местечко, где ограда заросла колючками особенно густо, а кладка выглядела особенно убого, и стремглав бросилась через пустырь. Промчалась по открытому пространству, нырнула в тень, проломив несколько хрупких, иссохших побегов, и села среди зарослей. Над ней качнулись жухлые ветки, с шорохом посыпались пыль и колючки. Этим иглам, должно быть, за всю их короткую — от одного сезона дождей до другого — жизнь ни разу не выпадало вонзиться в кого-нибудь, наконец-то им подвернулась жертва. Кусты радостно впились в Йолю, она завозилась, обламывая сухие побеги и выдирая колючки из рукавов. Вытащила нож, срезала несколько веток — под ними оказалась рыхлая кладка из глиняных кирпичей, разве что едва обожженных. Йоля стала тыкать ножом в раствор, выколупывая крупные куски. Ей удалось расшатать кирпич, расколоть и по частям выковырять другой. Дальше пошло веселее, сразу несколько кирпичей поддались ее усилиям и покинули насиженные гнезда, за ними было нагромождение старых шин, залитых раствором. Строители здесь поработали без старания, и Йоля вскоре отыскала лазейку — можно протиснуться в круглое отверстие внутри шины. Кто-то потолще и пошире в плечах ни за что не пробрался бы, потому что снаружи резиновый круг намертво стиснут стеной, но Йоля, побарахтавшись немного, сумела пролезть.

По ту сторону забора была стена из досок — сарай какой-то, значит. Над головой кровля сарая смыкалась с наружной стеной, чтобы по ней могли ходить вдоль гребня стрелки. Здесь, в простенке, было душно, пыльно и воняло отхожим местом. И тоже было полно колючек, но не высохших, а вполне боеспособных. Колючки тут же вцепились в одежду.