— Ясно.

— Впрочем, доказательство косвенное, — добавила миссис Брэдли.

— И?

— Я не верю, что можно так легко убить человека вроде Миддлтона. Он не только психопат, но еще и очень подозрительный. И уж точно он никогда бы не позволил заманить себя в гостиную и огреть кочергой по голове.

— Вероятно.

— И еще одно, — продолжила миссис Брэдли. — Во время расследования тело опознала только миссис Теббаттс, и больше никто. Что само по себе довольно подозрительно, хотя и не обязательно указывает на подлог.

— К тому же, как мы уже знаем, Теббаттсам нельзя доверять, — вставил Джонс. — Я понимаю, на что вы намекаете. Если убитый был не Миддлтоном, а миссис Теббаттс поклялась в обратном…

— Не только это, — возразила она. — Вам известно, что я говорила с миссис Теббаттс. Она своеобразно подходит к фактам. Из того, что она рассказала, часть была откровенной ложью, а часть — недоговоренной правдой.

— Вот как? Любопытно.

— Да, друг мой. — Миссис Брэдли полистала блокнот и нашла нужную страницу. — Не говоря уже о том, что она была чересчур общительна.

— То есть?

— Мы с ней никогда не виделись, она ничего обо мне не знает, так зачем ей вообще отвечать на мои вопросы? Вместо этого миссис Теббаттс буквально забросала меня информаций, и не только о том, что я пыталась у нее выяснить. Например, великодушно поделилась со мной своими опасениями, что убийство совершил ее пасынок.

— Неужели?

— Да, да. И потом долго и подробно объясняла, почему она так считает.

— Ничего себе!

— Затем она поведала мне самую полную и правдивую историю о жизни мистера Карсуэлла Миддлтона.

— О, нет!

— Причем в таких деталях, о которых не знает никто, кроме нее, включая мать покойной миссис Миддлтон и опекунов Ричарда, с которыми я долго обсуждала эту тему.

— Хо-хо!

— Да, друг мой. Наконец она фактически проговорилась, что она и миссис Пэшен — сестры, хотя уверяла меня, что прежде никогда не жила в Саксон-Уолл.

— Глупо, поскольку мисс Гэнт из почтовой лавки запросто может ее узнать.

— И не только она. Когда я спросила, видела ли миссис Теббаттс, как Миддлтон поднимался наверх в половине одиннадцатого, она уклонилась от ответа, а потом твердо заявила, что да, видела.

— Может, в тот момент она просто забыла, видела его или нет? — предположил Джонс.

— Не исключено, — согласилась миссис Брэдли. — Но миссис Теббаттс утаила от меня еще одну важную деталь.

— Какую?

— Убийство было совершено, ей было хорошо о нем известно, — ответила миссис Брэдли. — Поэтому она и закрыла дверь в гостиную, чтобы Том не смог туда попасть.

— Боялась, что мальчик поднимет шум, увидев хозяина мертвым?

— Пока Том думал, что это его хозяин, в этом не было никакой проблемы, — возразила миссис Брэдли. — Будь в гостиной настоящий Миддлтон, запирать дверь не имело смысла. Ее закрыли для того, чтобы Том не мог увидеть тело и не стал бы возражать, когда его опознали как мистера Миддлтона.

После недели, проведенной в лондонской клинике миссис Брэдли, викарий заявил, что хочет вернуться в Саксон-Уолл.

— Что случилось, друг мой? — спросила она.

После возвращения священника она сидела у него в кабинете и внимательно изучала его изможденное лицо.

— Эта ужасная женщина, миссис Пэшен, была у меня на исповеди. Я не мог остановить ее, да и Миддлтон, насколько могу судить, абсолютно порочный человек, который не заслуживает того, чтобы жить на свете, и уж тем более — воспитывать ребенка.

— Понимаю. То есть вы знали, где, когда и как произойдет убийство, и решили, что вам нужно обеспечить себе хорошее алиби?

— Боже милостивый! У меня и мысли такой не возникло.

— Неужели? Тогда кто рассказал миссис Пэшен, что вы раскроили себе лоб, вытаскивая стекла из церковного окна?

— Но это было очень ценное окно! А негодные мальчишки чуть не разбили его вдребезги!

— Я знаю. Это и кое-что еще, — заметила миссис Брэдли.

— Вы о чем?

У священника был затравленный вид. Она расхохоталась и стала еще больше похожа на змею, решил он, зачарованно и в то же время почти с ужасом глядя на свою гостью.

— Вот о чем, — ответила миссис Брэдли, медленно и ритмично качая головой. — Люди в деревне понятия не имеют о религиозном символизме церковной «розетки», верно?

Викарий нервно облизал губы, но промолчал. Она выдержала паузу, давая ему время на возражения, но, убедившись, что ответа не последует, продолжила:

— Точно так же они не понимают принципа табу.

— Вы думаете? — пробормотал священник. В его глазах мелькал страх.

— А вы — нет? Конечно, не понимают. В отличие от вас, — с насмешкой добавила миссис Брэдли.

Викарий неловко поерзал в своем кресле.

— Впрочем, и тут не обходится без символизма, — заметила она, снова не услышав никаких комментариев. — Нитка с перьями — это, кажется, что-то африканское?

— Наверное. — Викарий сунул два пальца за воротник, словно тот стал его душить.

— Если хочешь женщину, ты ее берешь, — добавила миссис Брэдли небрежным тоном.

Ее слова заставили священника вскочить с места и крикнуть:

— Господи, как вы узнали?

— Нитка с перьями открыла правду Ганнибалу Джонсу. До того, как стать романистом, он был психологом. А потом и тем и другим сразу! — Она усмехнулась. — По крайней мере, он хороший психолог и продает двадцать пять тысяч экземпляров каждой своей книги. Бедная, заблудшая душа!

— Заблудшая душа! Заблудшая душа! — Викарий вдруг заговорил быстро и невнятно, словно произносил заранее заученный текст и боялся, что может забыть его. — У нас в доме жили двенадцать человек, отец и мать тоже были из больших семей. Это накладывает свой отпечаток!

Миссис Брэдли кивнула.

— Я выдержал искушение и прогнал ее прочь, — добавил он.

Викарий невидящим взглядом уставился в дальний угол комнаты, где после полудня стояла густая тень. Потом произнес с каким-то извращенным удовольствием, не ускользнувшим от внимания миссис Брэдли, которая следила за каждым его словом:

— Жаль, что она носит грубую и некрасивую одежду. Говорят, когда-то она была любовницей Миддлтона. — Он хихикнул. — Не представляю, правда, причем тут перья.