– А вот это по-нашему, – кивнул Куролесов. – Закончим здесь, махнем в Юрьев, там есть пара мест, где подают всю ночь.

– Не надо в Юрьев, – кивнула Лиза на свой баул. – Виски пьете, господа капитаны?

– Ну, точно не стошнит, – хмыкнул каперанг. – А что у вас там, если не секрет?

– «Макмиллан» 1915 года. Презент от друга.

– Так если презент… – начал было Ломов, но Лиза его остановила:

– Друг презентовал мне ящик, так что не обеднею!

Но разговор развития не получил: командиров крейсеров пригласили в кабинет комбрига.

– Проходите, господа! Присаживайтесь! – контр-адмирал Житьин встретил их посередине просторного кабинета, предлагая сесть не за стол для совещаний, а в креслах, расставленных вокруг круглого низкого столика в углу. – Рад вас видеть, Елизавета Аркадиевна! Как раз вовремя! – улыбнулся он Лизе и сразу же перешел к делу.

– Хочу поговорить с вами приватно, господа. Видите ли, я взял на себя смелость вызвать сюда ваших старших навигаторов и первых помощников. Но они прибудут несколько позже, так что у нас есть немного времени…

Вступление комбрига Лизе не понравилось, остальным – судя по выражению лиц – тоже.

– Выпить не предлагаю, – Житьин сел в кресло, обвел всех мрачным взглядом. – Чаю хотите?

Но никто ничего уже не хотел.

– Как считаете, будет война?

«И это он спрашивает нас на третий день мобилизации?»

Лиза не слишком хорошо разбиралась в политике. Ей это было как-то ни к чему. Поэтому сказать, что она точно знает, из-за чего весь этот сыр-бор, значило сильно погрешить против истины. Она была не по этой части. Обе-две: и та Лиза Браге, которая летала на штурмовике, и уж тем более нынешняя. Она офицер. Отдадут приказ, и хоть трава не расти. А отчего и зачем, это пусть в Адмиралтействе рассуждают или в Думе. Это их прерогатива – решать.

– Вообще-то, если хотите знать мое мнение, Борис Александрович, – нарушил молчание каперанг Куролесов, – войны не будет. Если, конечно – тьфу, тьфу, тьфу! – у кого-нибудь палец на спусковом крючке не дрогнет. Война киевлянам не просто не нужна, она им на данный момент во всех смыслах противопоказана. И потом, в чем сакральный смысл этих убогих телодвижений?

– Полагаете, бессмыслица? – прищурился Житьин. – Но ведь Дмитрий Олегович в своем послании Большому Сходу нам определенно угрожал, разве нет?

– Пар выпускал, – пожал плечами каперанг. – На публику работал. У него же там, в Сходе, милитаристов больше трети, да еще эти… которые за Великую Русь. Должен соответствовать.

– Ну, не скажи, Матвей Ильич, – возразил Ломов. – Киев четко выразился. Они хотят себе всю северо-восточную Русь.

– А потеряют, если что, Ростов и Суздаль, и как бы даже не Владимир с Рязанью и Муромом, – отмахнулся Куролесов. – У них флот слабее, это раз! Да и не любят их там. Чужие они что рязанцам, что суздальцам.

Это был, собственно, материал школьного курса истории. Лиза учебник для старших классов гимназии читала и основные факты, почерпнутые из него, помнила достаточно хорошо. Себерия и Киев возникли на территории так называемой Киевской Руси, к нынешнему Киеву имевшей отношение лишь в плане территориально-культурном, то есть ровно такое же, как и к Себерии. То протогосударство – Древняя или Киевская Русь, – действительно по временам управляемое Великими князьями Киевскими, в отдельные исторические периоды включало в себя до двадцати полностью или частично независимых княжеств, иные из которых на равных вели войны с Венгрией, Польшей, Пруссией или Швецией. Однако позже, на пороге Нового времени, на двух полюсах этого аморфного союза – в Киеве и в Новгороде – активизировались настоящие государствообразующие процессы. Так возникли современные Киев и Себерия, но если государственная принадлежность Черниговщины или Северного Причерноморья с одной стороны и северной Руси – с другой, ни у кого – в здравом уме и твердой памяти – никаких сомнений не вызывала, вопрос – кому принадлежат княжества северо-восточной и центральной Руси, оставался открытым. И, к слову, стал причиной многочисленных войн между Себерией и Киевом на протяжении без малого трех веков. В последнюю большую войну в игру включился новый участник – Польша. Не в первый раз, допустим, но с очень неприятными последствиями, как для Себерии, так и для Киева. Поляки оттяпали у ослабленных войной противников значительную часть Полоцкого и Владимиро-Волынского княжеств[22], Латгалию, Курляндию и Семигалию, Талавское княжество, Ливонию и Алумбус[23].

– Ну, раз не любят, может быть, нам имеет смысл помочь братьям-русичам? – спросил адмирал.

– Не вижу смысла, – покачал головой Куролесов. – Север и так от Киева отпадет. Там не сегодня-завтра так полыхнет, что ни Дмитрию, ни Сходу мало не покажется. А мы влезем, нам еще поляки в спину нож всадят. Да, вот и англичане угрожают. Даже эскадру, я слышал, в низовья Днепра послали. Для моральной, так сказать, поддержки союзников.

– Пятнадцать вымпелов? – поднял бровь Ломов. – Для моральной поддержки?

– А вы что думаете, Елизавета Аркадиевна? – повернулся к Лизе комбриг.

– Я в политике не разбираюсь, – пожала она плечами. – И к Киеву по большому счету ненависти не испытываю. Русские, православные… Не наши, но все равно не чужие. Пусть себе живут с богом. А вот парочку англичан я бы с удовольствием уронила с воздусей на грешную землю. В особо извращенной форме… Но это личное, к делу отношения не имеет.

– Н-да, – покачал головой адмирал. – Мне, Елизавета Аркадиевна, сведущие люди вообще-то говорили, что вы настоящий флотский… э-э… «хрен моржовый», уж извините за выражение. Но я, признаться, не верил. Теперь вижу, ошибался.

– Я с пятнадцати лет в строю… – пожала плечами Лиза, надеясь только, что краска не зальет лицо.

– Да, я понимаю… – кивнул комбриг и отвел глаза.

– Что ж, господа, – сказал он через минуту. – Будем считать, что преамбула завершена. Переходим к делу.

Он вернулся к столу, щелкнул тумблерами селектора внутренней связи и приказал провести к нему в кабинет господ офицеров и подать чай. В следующие четверть часа за длинным столом для совещаний расселись командиры крейсеров со своими старпомами и навигаторами, а также начштаба бригады, начальник разведки и флагманский штурман.

Своих людей Лиза знала только по февральскому десятидневному походу, в котором впервые участвовала в должности командира крейсера. Старпом – капитан-лейтенант Сергей Мартынович Монастырев – происходил из древнего псковского рода, был молод и числился в кадрах, так что для него должность старшего помощника на «резервистском» крейсере была удобным трамплином для дальнейшего карьерного роста. Отсюда он мог шагнуть прямиком в командиры крейсеров Главных Сил или попасть на службу в высшие штабы Флота. Лизе было очевидно, что Монастырев подсидит ее при первой же возможности, тем более что считает Лизу скорее курьезом, чем настоящим флотским командиром. Она все это про него поняла сразу – еще во время февральских маневров, – хотя, следует отметить, вел себя капитан-лейтенант Монастырев безукоризненно.