Началось плавное круженье, в центре коего были они трое — три сердца, над которыми ночь раскинула свои крылья. Каждое гляделось в себя, а над ними витала общность всего живого. Они чувствовали за горизонтом необъятность Вселенной, ее текучесть и бесконечность, но спокойно ставили ей границу, имевшую начало и конец и носившую имя — Жизнь.

Они не забылись: вот уже Лилиан Дюнкерк потребовала себе изобретенный Каем коктейль из козьих сливок, Marasquino di Zara, небольшого количества вермута и нескольких капель ангостуры. И разве удивительно было то, что для себя Кай принес графин коньяка, а для Фруте — толстенную салями, реквизированную у кока?

Так они торжествующе встретили зарю.

Текли дни, и никто их не считал. Приподнятое настроение все еще длилось, возводя над яхтой арку от горизонта до горизонта.

Но вот наступил день, когда опять заявили о себе часы, и время, и сроки. Яхта держала курс на Неаполь и Палермо.

В последние ночи бушевал шторм, и не закрепленные предметы в каютах катались, гремя в темноте, как ружейные выстрелы. К утру ветер стихал, но море еще продолжало волноваться. Вода успокаивалась далеко не сразу.

Во второй половине дня на горизонт вползла какая-то бухта. В полдень в небо уже взвился одинокий дымок.

Кай улыбнулся, глядя на Лилиан Дюнкерк.

— Мы не станем ничего опошлять, ибо знаем: то, что было, — неповторимо и безвозвратно. Почувствуем, что это последние часы с их меланхолией и тоской — нюансами счастья. Чего стоило бы счастье без прощания?

Бухта все росла и росла. Она обнесла себя горной цепью и, вырвавшись с обеих сторон из синей дымки, обрела очертания и пространство вокруг. Террасами вверх по склону до вершины горы поднимался город — Неаполь.

Он остался позади — соскользнул в море. Потом с шумом надвинулся роскошный берег Сицилии. У него был другой вид, уже немного тропический. Яхта замедлила ход.

Всего несколько слов. Лилиан Дюнкерк махнула рукой и крикнула:

— Я буду на чемпионате Европы.

Маленькая лодка улетела прочь, и земля, пальмы и люди отделили Кая от яхты.

В Палермо Кай пробыл совсем недолго. Он взял машину и поехал в Термини. Шофер одолел тридцать семь километров за двадцать пять минут.

Большой, полный воздуха и света гараж; перед ним стоял покрытый пылью гоночный автомобиль. Кай вгляделся повнимательнее: похоже, машина той же марки, что у Мэрфи. Он велел шоферу затормозить и увидел самого Мэрфи, тот тоже посмотрел на него, а потом энергично махнул кому-то в гараже. Вышли два механика и принялись заталкивать машину вовнутрь.

Мэрфи повернулся к Каю. Они обменялись несколькими незначительными словами. Кай чувствовал в Мэрфи сопротивление, — тот уклончиво отвечал на вопросы и был замкнут.

Проехав дальше, Кай наткнулся на Хольштейна, тот бросился ему навстречу, держа в руках свечи зажигания. Кай невольно задумался: сколько времени он его не видел? С их последней встречи прошло меньше месяца, а могло показаться — год. Однако сейчас, когда юноша стоял перед ним, они вели себя как ни в чем не бывало и естественно подхватили обрывок времени. Приключение с Лилиан Дюнкерк ушло под воду, как затонувший остров, никакие нити не тянулись от него дальше. Кай повеселел и спросил:

— Что приключилось со свечами зажигания?

— Мы уже несколько дней их меняем. Сейчас у нас есть новые, более прочные, они могут долго выдерживать даже высокую скорость. Между прочим, для вас есть почта.

Он принес охапку писем и журналов.

Кай бегло их просмотрел. Хольштейн сообщил, что получил письмо от Барбары.

Барбара…

Письма от нее были и в его собственной почте, тем не менее от слов Хольштейна он словно бы ощутил укол.

Кай сам себе удивился — какая странная штука сердце: он ушел от одной женщины, с которой забыл другую; он думал о другой, и забывал ту, от которой ушел. Но ни одна из них при этом не исчезла из его жизни. На свете нет ничего, о чем с меньшим правом фантазировали бы больше, чем о любви.

Прежде всего, она требует гораздо большей краткости, чем полагают. Ее нельзя слишком долго выносить безнаказанно. Чтобы длиться дольше, она требует пауз. Кай считал, что сроки гонок с прямо-таки метафизической мудростью подогнаны к его психологии. Они наступали в точности, когда надо — вот как последние.

Ясным взглядом посмотрел он на горный массив, на улицы и на небо.

— Вы тут часто ездили, Хольштейн?

— Почти каждый день.

— И в дождливую погоду тоже?

— А дождя не было. Мы немножко переделали тормоза, и я думаю, что в мокрую погоду можно будет очень быстро сбрасывать скорость.

— Льевен уже здесь?

— Да, он тоже бывал на трассе.

— Не очень часто?

— Не слишком часто.

— Механики?

— Все здесь.

— Мы будем стартовать тремя машинами. А сколько их пойдет той марки, что у Мэрфи?

— Четыре.

— Четыре?

— Он крайне осторожен.

— Это я уже заметил. Осторожен до тошноты.

— Только с недавних пор. Раньше он был вполне доверчив. Приходил каждый день и даже давал мне советы, очень дельные. Я толком не понимал, чего он хочет. В конце концов, до меня дошло, что он окольными путями пытается выведать, как мы усовершенствовали карбюратор. Когда я ему всерьез объяснил, что он ошибается, что этого нам, к сожалению, сделать не удалось, он отступился. У меня такое впечатление, будто он ужасно жалеет, что вложил некоторые свои советы в пропащее дело. Иначе я его поведение объяснить не могу.

Кай очень даже мог объяснить это иначе. Он спросил:

— А Мод Филби в Сицилии?

— Да, она в Палермо.

— И здесь побывала тоже?

— Один раз, с Льевеном.

Кай забарабанил пальцами по капоту. Ему эта музыка понравилась, и другой рукой он принялся изображать литавры. Но вдруг перестал.

— Хольштейн, мы во что бы то ни стало должны выиграть.

— Ясное дело, должны.

— Завтра начнем зверски тренироваться.

— Можем прямо сегодня.

— Лучше завтра. Сегодня, мне думается, я получу для этого заряд.

Найти кого-либо в Палермо было нетрудно. Спустя короткое время Кай уже связался с Льевеном по телефону, и тот настаивал на том, чтобы немедленно с ним переговорить. Несколько удивленный, Кай отложил их встречу на вечер, поскольку Льевен никакой определенной причины не назвал.

Он был до некоторой степени заинтригован и подозревал забавную интригу, связанную с Мод Филби.