— И как же ты, Кондрат, поглядываешь на то, что мент, пославший Мурку — воровку в законе — уничтожить братву, оказался в малине, да во главе стола? Да ещё вор в законе.

— Я предполагаю, что мент был кагэбэшником, давно внедрённым в уголовный мир.

— Попал пальцем в небо.

— Тогда кто он?

Демьян, глядя в сторону, бомотнул:

— Песня грустная.

— Но судя по её словам — она весёлая. И в ней грусти нигде нет.

— Оно так. А вот когда ради этой песни я после "зоны" отыскал урку. Да скорешился с ним, и он открыл её загадку — я всплакнул.

Кондрат в сомнении посмотрел на Демьяна. Он не верил, что Демьян мог когда — либо плакать. Хотя, с другой стороны, это характерно для русского человека — конечно, из деревни — пролить слезу в застолье, слушая старую песню. Независимо от того, грустная она или весёлая. Потому что порой хочется поплакать, а песня и есть предлог для этого.

— Демьян, а почему Мурка так ведёт себя в песне?

— Она правильная.

— Правильная полюбить слюнтяя не сможет.

— Да, не сможет, — откликнулся Демьян.

— Тогда, неужели по поговорке "Любовь зла — полюбишь и козла"?

Демьян молчал, пытаясь понять, почему эта песня вдруг стала вызывать в его душе предчувствие опасности.

Песня была длинной, но он её в своё время долго зубрил. И запомнил всю, до единого слова.

Демьян насторожился.

— Кондрат, а ты её полностью знаешь?

— Нет. Осталось в памяти кое — что до того момента, когда Мурка ворвалась на малину с пистолетом.

Демьян облегчённо перевёл дух. Он не верил даже Кондрату, а за столом были ещё и другие люди. Ему сейчас нужно было вспомнить все слова песни, потому что, как ему казалось, она вызывала в нём предчувствие опасности, на что — то указывала.

В то же время, зная тайный смысл её, Демьян понимал, что он преувеличивал особую силу песни. Что она стала казаться ему опасной только оттого, что в неё была загадка. И у Демьяна в его сегодняшней жизни произошла загадка. Демьяна пытались убить. Ограбили банк. Исчез Ярцев…

Не потому ли он соединил песню со своей жизнью.

Как и всякий профессиональный уголовник, Демьян верил в мистику. И огромное значение придавал приметам.

Мысленно вглядываясь в картины действия песни, Демьян чувствовал, что она выходила из прошлого и становилась явью.

"Не может такого быть, — мрачно подумал он. — Я знаю, почему она так была придумана. А для каждого овоща свой сезон и огород".

Он мысленно видел прошлое, как далёкий периметр "зоны". И из него стало подниматься вверх белое, неопределённой формы пятно.

"Зона" была внизу и в стороне от Демьяна, который всматривлася в неё и в то, что вышло из — за высокого забора. Оно было похоже на длинный, словно забрызганный кровью свёрток белой материи, обмотанной вокруг человеческого тела.

Этот свёрток, поднимаясь вверх, тянулся в сторону Демьяна и разворачивался.

В нём действительно был человек. Мёртвый. С закрытыми глазами. Похожий на Демьяна.

Он сильно мотнул головой и потёр её ладонями. Не заметил, что дремал.

Да, Демьян знал, что за внешней удалью и некоторой весёлостью песни кроется нечто другое.

Вот оно и пугало Демьяна.

— Ну, всё, — громко заговорил он. — Поели. Идите. А я посижу.

Ему нужно было проговорить все слова песни, да и перекинуть их на то, что происходило вокруг него. Или он всё придумал?

Когда дверь закрылась, и Демьян остался в кабинете один, он подпёр голову кулаками и, глядя на стол, тихо запел.

Изотоп спустился вниз и вышел на улицу, поглядывая по сторонам. К нему подьехала машина. Дверца её приоткрылась, и из глубины кабины прозвучал чёткий, сильный голос Рэма:

— Изотоп, иди сюда!

Когда он сел рядом с авторитетом, тот быстро спросил:

— Ты вколол Демьяну морфий?

— Нет.

— А что ты ему не напомнил? — зло проговорил Рэм.

— Он всё равно отказался бы. Тут вмешался Кондрат.

— Вечно он лезет, сволочь, словно не понимает, что многие недовольны им, — в сильном раздражении проговорил Рэм. — Что он сказал морёному дубу?

— Он напомнил старую блатную песню. И Демьян сразу напрягся, насторожился.

— Хм, Кондрат хитрый. Прямо он не мог сказать, что у тебя в ампулах яд. Вот он и заставил Демьяна всего бояться. А что за песня?

— О Мурке. В ней секрет. Кондрат спрашивал, а Демьян не ответил.

— Какие там были слова?

— Мурка. идя на заданье, встретила слюнтяя.

— Говори точнее.

— Ну, это я так решил, что она встретила. А её слова были такие: "Парень ты слюнтяйный. Толку в тебе мало. Только полюбила я тебя всерьёз".

— У Дианы тоже был слюнтяй, — задумчиво проговорил Рэм.

— Демьян выгнал всех из кабинета. И остался один.

Рэм знал, что Демьян так никогда не делал после трапезы. Он сидел со всеми, говорил о пустяках, а сам обдумывал, что ещё поесть перед сном или перед каким — либо делом. Так происходило всегда. Демьян строго соблюдал все свои привычки и правила.

— Какое содержание у песни?

— Она перевёртыш. Кондрат не знает, что к чему в ней.

— А Демьян?

— Он вначале хотел обьяснить, и вдруг насторожился. И начал расспрашивать Кондрата, где он её слышал.

— Ну, понятно, на "зоне" и очень давно.

— Да, от старого урки, который не захотел обьяснять её смысл.

— А Демьян знает?

— Да. И его что — то напугало.

— Всё это было бы порядочной галиматьёй, если бы не нордическая Диана. Демьян не говорил, что означало слово "слюнтяй"?

— Нет.

Рэм быстро перебрал в памяти уголовных авторитетов. Старых среди них не было. Перебиты или умерли от болезней. А молодые не интересовались историческим прошлым блатной жизни. Вон и Кондрат ничего не знал, а другие тем более не могли знать.

— Я вот тут думаю, — заговорил Изотоп, — что когда Мурка сказала: "Толку в тебе мало", то имела ввиду, что парень импотент, а может быть, гей.

— Нет, — усмехнувшись, ответил Рэм. — Мурка идеальная блатная девушка. Девственница. Для неё западло даже намекать на это. Она высоконравственная. И помыслы её чистые. Она не говорит лишних слов. Только дело.

— Но тогда выходит, что парень действительно слюнтяй и толку от него никакого. Всё логично. Он, наверное, был красивый. Вот Мурка его и полюбила.

— Нет. Во всех этих словах какой — то смысл…"Толку в тебе мало"…А что Демьян говорил о песне?

— Он задал вопрос Кондрату: почему мент, пославший Мурку уничтожить братву, оказался на малине во главе стола, да ещё вор в законе.

— Ого, — протянул Рэм. — Тут