Музыкальное наследие «талантливой певицы, погибшей в чудовищном мире чистогана и наживы» (из книги советских лет «Музыка бунта»), невелико – всего пять студийных альбомов (не считая тех, которые выходили через много лет после ее смерти). Это вполне понятно, ведь артистический взлет Дженис пришелся всего на четыре года – с 1966 по 1970 г.

«Взбесившаяся оса», как назвал Дженис Джоплин журнал «Ньюсуик», родилась 19 января 1943 г. в Порт-Артуре, захолустном техасском городке, где население работало на предприятиях очистки и переработки нефтяных продуктов. В Порт-Артуре царила атмосфера, типичная для южных штатов: хлебосольные и добродушные жители становились агрессивными, как только речь заходила о «неправильных» или «неприличных» вещах, вроде прав чернокожих (ответом были костры ку-клукс-клана), битниках или еще о чем-нибудь подобном. Подруга и биограф Дженис точно определила его как «плато посредственности с подземными водами насилия». Позже сама Джоплин скажет: «Техас – отличное место для тех, кто вздумал здесь поселиться и потихоньку заниматься своим делом, но не для возмутителей спокойствия. А я всегда была именно возмутителем спокойствия».

Ее отец, Сет Джоплин, дипломированный инженер, был помощником управляющего в нефтеперерабатывающей компании «Тексако», а мать, Дороти, имела музыкальное образование, но работала архивариусом в местном колледже, который готовил будущих бизнесменов. Кроме Дженис, самой старшей, в семье было еще двое детей: Майкл и Лаура.

О своем детстве Дженис всегда вспоминала с горечью, ведь она была изгоем. Умилительный ангелочек, миленькая белобрысая крошка к четырнадцати годам утратила всю свою привлекательность и превратилась в толстушку с плохой кожей и жирными волосами непонятного цвета (которые к тому же казались вечно нечесаными). В школе – теплице для «настоящих» мисс и джентльменов – ее называли не иначе как «свиное рыло». «Представляете, каково было ребенку слышать о себе такое?» – спросила она однажды.

Разумеется, девочка пыталась спастись от агрессии сверстников, решив, что лучшая защита – нападение. Она отказалась от того, чтобы стать юной леди, и надела на себя маску «чокнутой». Одежда Дженис – грязные джинсы и мужские рубахи – вкупе с «изяществом» манер вызывали в памяти образ портового грузчика или пьяного матроса.

Ее переполняла энергия, стремление к свершениям, но вокруг были только неприязнь и пустота. Дженис чувствовала себя непонятой и одинокой: «В детстве я была очень чувствительным ребенком, на мою долю выпало слишком много страданий. Вы, наверное, знаете, как это тяжело, когда вы отличаетесь от других детей и полны самых разнообразных желаний, с которыми не знаете что делать». Но были в ее жизни и светлые моменты. Например, отец уделял Дженис много внимания. Он мог часами спорить с ней о жизни: «Мой отец был скрытым интеллектуалом, думающим и любящим поговорить человеком, – вспоминала Джоплин. – Он сыграл важную роль в моей жизни, потому что заставил меня думать о многих вещах. Именно благодаря ему я стала такой, какая я есть».

Тем не менее, отрочество превратилось для Дженис в бесконечную пытку, и в 16 лет девушка сорвалась. Она стала необузданной психопаткой: попадая на вечеринки, хулиганила, сквернословила, оскорбляла тех, кто делал ей замечания, начала пить и употреблять наркотики. Ровесники возненавидели Дженис, и она стала еще более агрессивной, замкнутой и закомплексованной. «Я много читала, рисовала, думала. Я не испытывала ненависти к неграм. В Порт-Артуре не было никого, кто был бы таким же, как я. Ни одного человека, с которым я могла бы поговорить, когда мне было плохо. Для всех я была просто «глупая, странная Дженис». Эти люди делали мне больно, и мне приятно вспоминать о том, что я тогда вытворяла, а они… Жители Порт-Артура думали, что я была битником, а они ненавидели битников, хотя сами их никогда и в глаза не видели».

Дженис связалась с компанией таких же, как она, «отщепенцев». Основой этого сообщества была свобода – свобода одеваться как тебе хочется, разговаривать не как в школе, выпивать и слушать «другую» музыку. Они целыми днями торчали в кафе «Пейси», слушая джаз и кантри. Это требовало денег, и Джоплин находила случайные заработки, тратя потом все деньги на пиво. Ее приятели интересовались поэзией и живописью, пытались сочинять сами и, конечно же, любили шумные компании.

Однажды ночью они отправились на пляж, где устроили вечеринку. Кто-то посетовал, что не хватает музыки, и тогда Дженис запела. Она сама удивилась своему невероятному голосу, а приятели прозвали ее «настоящей певицей», и обрадованная Джоплин стала упражнять свой голос, подпевая записям любимых исполнителей.

Постепенно она серьезно увлеклась блюзом и умудрилась собрать большую коллекцию пластинок. Особенно ее увлекла певица Смит, поразившая воображение девушки и ставшая ее кумиром: «Она показала мне воздушное пространство и научила меня, как его заполнить. Благодаря ей я стала петь по-настоящему». Становление Дженис как певицы происходило под влиянием Смит, а как личности – под воздействием философии битников (вкратце она сводится к следующему: мир несовершенен, но никто не в силах его изменить, так что надо веселиться и оттягиваться по полной программе).

Для Дженис блюзы были спасением от одиночества и отчаяния, но проблемы с окружающими остались; своими выходками она вконец раздразнила учителей и соседей. Но как бы там ни было, в 1960 г. она закончила среднюю школу. Окончание было отпраздновано грандиозной семейной ссорой, после которой семнадцатилетняя Дженис убежала из дома: «Я продала все, что только могла, даже те подарки, которые мне дарила на Рождество мать. Наверное, я была плохой дочерью. Потом я отправилась в Хьюстон, где все потратила всего за месяц и вернулась домой».

Произошло примирение с семьей, и после каникул Дженис стала студенткой колледжа, но скоро забросила учебу и начала скитаться по самым злачным местам штата, зарабатывая как придется. Ее неудержимо влекла кочевая жизнь. Дженис изъездила все близлежащие штаты, добралась даже до Нью-Йорка, но летом 1961 г. ее свалила болезнь почек, вызванная неумеренным пьянством. Снова пришлось возвращаться домой.

После выздоровления родители отправили дочь с глаз долой – к тетке в Лос-Анджелес. Там Дженис стала работать оператором по набивке перфокарт для ЭВМ в телефонной компании, но однообразная работа скоро надоела девушке. Она бросила ее и поселилась в коммуне в одном из богемных районов Лос-Анджелеса, где наконец-то нашла общество, которое вело такую же, как и она, неприкаянную жизнь: «Я была уверена, что никто в мире не думает так же, как и я. Каково же было мое удивление, когда я вдруг обнаружила, что еще есть люди, похожие на меня!» Вкусив прелестей свободной жизни и вдоволь насладившись чувством независимости, в декабре 1961 г. Дженис снова вернулась в постылый Порт-Артур.

31 декабря 1961 г. в одном из техасских клубов состоялся дебют Дженис Джоплин как певицы. Потом она пела во многих кафе и барах за символическую плату, которая часто заменялась бесплатной выпивкой. Весной 1962 г. Дженис решила возобновить учебу в колледже, а летом поступила в университет в Остине.

Однако главным для нее была не учеба, а возможность выступать со своей первой группой. Они выступали прямо на улицах, жили все вместе в районе с ласковым названием «Гетто» и вместо того, чтобы посещать семинары, целыми днями слонялись без дела, потягивая пиво. Не обходилось и без драк – у Дженис на теле осталось несколько шрамов от тех славных времен. Но при этом их аранжировки известных песен были очень и очень оригинальны, и группу пригласили петь в бар Threadgill’s, где каждую субботу собирались «свои» – битники, профессора колледжа и университета, любители кантри и этнической музыки.