с волчьим паспортом [с "чёрной меткой"]". Троцкий поднял шум, и снова вмешалась таинственная рука: "Из Мадрида пришло разрешение оставить меня в Кадисе до отплытия первого парохода в Нью-Йорк". Как он писал Урицкому, он ждал лайнера, направляющегося в Нью-Йорк, который должен был покинуть Кадис 30 ноября. По неизвестным причинам этого не произошло, и он застрял в Кадисе ещё на месяц. Он снова искал способа уехать в Швейцарию, но снова безуспешно. Простой факт заключался в том, что Троцкому не хватало средств, чтобы куда-либо выехать. Он признался Урицкому, что, когда он прибыл в Кадис, "у меня оставалось всего около 40 франков".[478]

В Копенгагене Урицкий тесно сотрудничал с уже знакомым нам Александром Гельфандом-Парвусом. Урицкий руководил подпольной "курьерской службой", которая также переводила деньги.[479] Знал ли об этом Троцкий? Троцкий и Парвус, конечно, когда-то были самыми близкими товарищами и "интеллектуальными партнёрами".[480] Однако в 1915 году Троцкий опубликовал в "Нашем слове" "Эпитафию", в которой объявил Парвуса политическим покойником.[481] Очевидной причиной был пламенный прогерманизм Парвуса. Парвус пришел к выводу, что интересам международного социализма наилучшим образом послужит победа нации с самым передовым пролетариатом, то есть Германии.[482] В начале 1915 года он убедил людей кайзера финансировать подрывное наступление против режима Романовых.

Но была ли вражда Троцкого с Парвусом отчасти игрой на публику? Скрывал ли его донос, в котором Парвуса едва не назвали немецким агентом, продолжающуюся работу? Даже если Троцкий порвал с Парвусом, это не означало, что Парвус порвал с ним. Например, несмотря на враждебность Троцкого и "Нашего слова", Парвус направлял немецкие деньги в газету, чтобы помочь её пораженческой работе.[483]

Рассказ Троцкого о преследованиях в Испании кажется не совсем правдивым. На каждом шагу к нему относились бережно, и, несмотря на то, что он официально был неимущим, он никогда не оставался без еды, крова или удобств. Похоже, его целенаправленно направили на корабль, который в конце концов доставил его в Нью-Йорк. Более того, Троцкий знал или разумно подозревал, что за его перепиской следят. Это было так: французская и британская разведки перехватывали и читали его письма. В другом послании Урицкому он предупредил, что формулировки их переписки должны быть "крайне осмотрительными" из-за "нынешних обстоятельств".[484]

Ближе к концу декабря Троцкий внезапно узнал, что ему заказано отплыть в Америку, но не из Кадиса, а из Барселоны, с другого конца страны. Это было странно, потому что тот же корабль должен был остановиться в Кадисе на день или два позже, и он мог бы сесть там. Точно так же он мог получить и билеты, и деньги в Кадисе. Должно быть, он вернулся в Барселону, чтобы с кем — то встретиться. Совершенно очевидно, что он воссоединился с Натальей и детьми, и у счастливой маленькой семьи даже было время осмотреть достопримечательности перед отъездом. Но и Наталья с таким же успехом могла встретиться с ним в Кадисе.

Значило ли что-нибудь то, что "Allied Machinery", дочерняя компания AIC, с которой был связан Рейли, имела филиал в Барселоне? Ещё более интересной организацией была "La Informacion – Jack Johnson & Co.", рекламное агентство, номинально управляемое беглым американским боксёром Джеком Джонсоном. Местная сплетня утверждала, что фирма была "прикрытием для немецкой деятельности", пропаганды и прочего.[485] Возможно, более значимым был партнёр Джонсона Мориц Моисевич, как и Троцкий, он был русским революционером, депортированным из Франции, и известным немецким агентом. Был ли Моисевич также связан с Парвусом?

Судно, на которое Троцкий и его семья сели в Барселоне, называлось "SS Montserrat". Троцкий вспомнил, что они поднялись на борт в день Рождества, но корабль отплыл только 28-ого. Он описал "Монтсеррат" как "старую посудину, мало пригодную для океанских путешествий".[486] Лайнер, несомненно, знавал и лучшие дни; при весе всего в 4 тыс. тонн он, должно быть, с трудом ходил в плохую погоду. Троцкий также жаловался на непомерные тарифы, взимаемые испанскими операторами, и на "плохие условия проживания и ещё худшую еду".[487] Конечно, он ни за что не платил.

Если "Монтсеррат" и не был лучшим лайнером для океанских путешествиях, ничего лучше у Троцких не было. Корабль мог перевозить более тысячи пассажиров, но в том рейсе их было менее 350 человек. Троцкий и его семья были в числе немногих пассажиров первого класса. Четыре билета в каюту первого класса, даже со скидкой для несовершеннолетних, обошлись бы по меньшей мере в 250 долларов, а возможно, и более чем в 400 долларов. В любом случае, это было далеко не по средствам человеку, у которого всего несколько дней назад не было ничего, кроме мелочи на карманные расходы. Более того, если верить "American immigration", что билеты были куплены для него, а не им самим.

Руки помощи

Это возвращает нас к той таинственной руке помощи. История, которая позже распространилась в Испании, гласила, что "благодетелем" был маркиз де Комильяс, один из богатейших людей страны и, фактически, владелец судоходной компании, которая управляла "Монтсерратом". Предположительно, маркиз так боялся революционного влияния Троцкого, что предложил ему 5 тыс. песет и билет в Мексику только за то, чтобы тот уехал из Испании.[488] Троцкий, конечно, не поехал в Мексику. Эта тайна частично разгадывается благодаря донесению французской разведки из Барселоны за 1917 год. В нём упоминается финансовый ангела Троцкого в лице Эрнста (Эрнесто) Барка, давнего русского эмигранта, проживающего в Мадриде.[489] Среди его известных соратников был вышеупомянутый Мориц Моисевич. Что ещё более показательно, он был двоюродным братом российского министра финансов Петра Барка, того самого человека, который нанял Улофа Ашберга и вел дела с "National City Bank" и Сэмюэлем Макробертсом. Именно Эрнст Барк снабдил Троцкого "деньгами, необходимыми для оплаты его проезда в Америку".[490] Во французском отчёте добавлено, что Барк также организовал освобождение Троцкого из мадридской тюрьмы, и, как мы можем подозревать, именно Барк обеспечивал ему комфорт в Кадисе и уберёг от тихоходного путешествия на Кубу.

Большой вопрос заключается в том, оказывал ли Барк всю эту помощь по собственной инициативе или действовал от имени кого-то другого? Барк был видным членом радикального сообщества Испании. Он происходил из прибалтийской немецкой дворянской семьи на территории современной Эстонии и учился в немецких университетах. У него были личные связи в Германии и глубокое восхищение её культурой, что роднит его с Парвусом