В какой-то момент, сама не зная как, согнувшись под ветром, слившись с дождем, я заметила, что мои ноги оказались на ровной поверхности: они сами нашли тропу, карабкавшуюся к скале Зеннор. Скалы сменились зарослями папоротника, и мы захлюпали вперед, не сводя глаз с тропы, боясь снова ее потерять. Наконец подъем закончился, я посмотрела вверх и столкнулась нос к носу с двумя пожилыми немцами – первыми людьми, встреченными за весь день.

Они были не менее рады нас видеть.

– Слава богу! Мы думали, что так и погибнем тут. Мы уже три раза тут проходили. Где мы вообще находимся?

Вы думали, что погибнете? Да я была уверена, что уже умерла! Мот достал из кармана промокшего Пэдди Диллона и аккуратно разлепил страницы, а мы окружили его, пытаясь мокрой одеждой протереть очки для чтения.

– Куда вам нужно попасть? – спросил Мот.

– В Зеннор. У нас забронирована комната в пабе.

– Тогда идите вниз по холму и дальше по дороге в сторону суши.

Они пошли в указанном направлении и через два метра исчезли в тумане.

– Комната в пабе? – Мысль о теплом, сухом пабе непреодолимо манила меня.

Уставшие ноги с трудом волоклись по гравию, сочащиеся водой рюкзаки вдвое потяжелели, но после валунов идти по плоской поверхности было просто наслаждением.

Легенда о зеннорской русалке рассказывает о прекрасной женщине с волшебным голосом, которая иногда приходила в местную церковь. Однажды она пришла и увидела Мэти Тревеллу, который поддался ее чарам и ушел с ней. Больше его никто никогда не видел, разве что один раз в море, когда с запада поднималась дымка… Во всяком случае такую историю рассказала нам девушка-продавщица в кафе-мороженом под названием «Зеннорская русалка» в Сент-Айвсе. В память об этой паре деревенские жители вырезали статую русалки на церковной скамье, где она любила сиживать – настоящие романтики, а вовсе не хитрые и охочие до бесплатной рекламы прихожане XV века, которые только что изобрели ванильный десерт.

Так что когда из тумана выступила церковь святой Сенары, мы просто не могли пройти мимо. Русалка была на месте во всем своем хвостатом великолепии. Мы как раз обдумывали возможность заночевать в церкви, когда дверь распахнулась и в проеме появилось двое мужчин в дорогих дождевиках и с рюкзаками. Тот, что повыше, стремительно подошел к скульптуре, повернулся и посмотрел на нее сверху вниз.

– Вот она.

Затем он развернулся и вышел прочь, не дав своему спутнику даже подойти к русалке. И они почесали дальше.

В темном углу паба «Тиннерс армс» мы нашли пару табуреток, содрали с себя дождевики и заказали чайник чаю. Из другого угла нам помахали немцы, перед которыми уже стояли огромные тарелки еды. Я повесила свои красные носки на край стола, и капающая с них вода смешалась с лужей, натекшей с рюкзаков. Очень скоро мы так согрелись в своем углу, что от нас пошел пар.

Дверь распахнулась, и в паб решительно вошли двое мужчин, которых мы видели в церкви, а за ними еще двое. С них уже не стекала вода – они помылись и переоделись в чистую сухую одежду. Мы ждали, когда они представятся: пешие туристы просто не способны долго молчать о своем походе, рано или поздно они обязаны сообщить окружающим о своих достижениях. Ждать пришлось недолго.

– Мы идем по береговой тропе. От Майнхеда до Плимута. В Плимут мы должны попасть максимум через две недели. Сегодня восемнадцатый день в пути, все по расписанию, – высокий был у них главным.

– Почему мы отправились в этот поход? Ради благотворительности, конечно. А зачем же еще? Без благотворительного повода это была бы просто блажь. У нас есть подстраховка, разумеется: за нами следует фургон со всем необходимым.

Дальше, видимо, предполагалось, что к разговору подключатся другие путешественники, идущие по тропе, и вся комната пустится в оживленное обсуждение своих дорожных приключений. Но немцы уже ушли, а остальные посетители явно были не походниками. Ну, вообще-то мы тоже идем по тропе. Нет, не ради благотворительности, а просто решили сходить в поход. Есть ли у нас подстраховка? Нет, ничего кроме рюкзаков. Палатка? Да, мы ночуем в палатке, и да, она насквозь промокла. Где мы ночуем сегодня? Ни малейшего понятия. Мы решили промолчать и из своего облака пара заказали еще горячей воды. В десять вечера четверо встали и вышли, чтобы «пораньше лечь и пораньше отправиться в путь».

В одиннадцать вечера дождь наконец прекратился и туман чуть рассеялся. Мы натянули мокрую одежду и вышли в темноту. Поле у дороги показалось нам хорошим местом для ночевки, но компостная куча выдала в нем край чьего-то сада. Увидев на мысе поляну, свободную от кустов, мы отправились в ее сторону. Пробравшись через папоротник, мы оказались на поле; отсюда виднелись светящиеся окна деревенского дома, но они были достаточно далеко, чтобы рискнуть остаться. Пока мы промокали палатку сырым полотенцем, поднялся ветер, так что мы немного посидели в поле, надеясь, что она высохнет и мы сможем раскатать спальники. Мокрые и дрожащие, в час ночи, на открытом всем ветрам мысе мы ели рис с консервированным тунцом. Сквозь сырой воздух из залива внизу поднимались стоны тюленей; другие голоса, чуть более тихие, подальше от нас, отвечали им. Этой темной мокрой ночью они кричали друг другу:

– Тут, блин, чертовски мокро.

– И тут тоже.

– Достала меня эта проклятая русалка. И что ж она никак не заткнется? Уснуть невозможно.

Впрочем, возможно, это просто тюлени переговаривались о чем-то своем; трудно сказать. Как бы там ни было, забравшись в мокрый спальник в мокрой палатке на продуваемом всеми ветрами мысе и слушая тюленей, я была благодарна, что не ночую на картонной коробке за помойкой на задворках какого-нибудь магазина.

* * *

Коровы, которые питаются свежей зеленой травой, издают особый звук – его ни с чем не спутаешь. Сейчас он раздался прямо у меня над головой. Если корова рыгает прямо над моей головой, подумала я, значит ее копыта непосредственно рядом с палаткой: один неверный шаг, и она запутается в веревке или, чего доброго, порвет купол. Я попыталась шепотом разбудить Мота.

– Мот, Мот, снаружи корова.

– Ну и что?

– Как что, она прямо рядом.

– Не обращай на нее внимания, и она уйдет.

Я не могла не обращать внимания, поэтому попыталась медленно расстегнуть молнию на двери, чтобы корова не испугалась шума и не прыгнула на палатку. Расстегнуть входную молнию бесшумно невозможно. Как будто этого было мало, я споткнулась о газовую горелку и вывалилась из палатки на мокрую траву. Корова уже давно отвернулась и медленно шла прочь, пощипывая травку и не обращая на меня никакого внимания. От ее спины шел пар, и в холодном неподвижном воздухе я видела ее дыхание, пока она не скрылась в тумане, присоединившись к другим пасущимся призракам. Я слушала, как они рвут траву, жуют ее, рыгают и дышат в мокром неярком свете луны, которой нигде не было видно. Тюлени продолжали монотонно переговариваться; иногда их перебивал резкий крик кулика. Вытащив спальник из палатки, я завернулась в него и смотрела, как на востоке появилось сияние, обозначив горизонт, по очереди выхватив из темноты все мысы, как померкла луна и начал развеиваться туман. Чайки уже перекликались громкими дневными голосами, и в деревенском доме зажегся свет.