– Поножовщину и несчастный случай устроить будет трудновато. Обычно Варнаховский не ходит один, могут быть лишние жертвы, а это в нашем деле ни к чему. Убийство может получить широкую огласку. Лучше сделать все по-тихому. У вас есть какие-нибудь соображения?

– Варнаховского можно устранить дома, под видом ограбления, – ответил человек с тонкими пальцами.

– Хорошо. Квартиру потом поджечь, чтобы скрыть следы. Иначе сыск может что-нибудь обнаружить, а мне бы этого очень не хотелось.

– Я даже представляю, как это сделать наиболее удачно. – Раевский задумался. – Хотя у меня есть кое-какие соображения.

– Поступайте по вашему усмотрению.

– Надеюсь, вознаграждение останется прежним? Сами понимаете, мне приходится нанимать самых разных людей…

– Я понимаю. Двадцать пять процентов – аванс, остальное после исполнения, – подтвердил Бобровин. Открыв кожаный саквояж, очень напоминающий тот, в котором земские лекари носят инструменты, он достал небольшой сверток и протянул его собеседнику. – Здесь ровно две тысячи.

– Неужели вы думаете, что я стану пересчитывать? В наших отношениях главное – доверительность.

– А вы шутник.

– В нашем деле иначе нельзя.

С показным пренебрежением Раевский сунул пачку денег в карман сюртука.

– Кажется, вам вчера не повезло, – неожиданно произнес Бобровин.

В глазах собеседника промелькнула настороженность.

– О чем это вы?

– Я к тому, что вчера вечером вы проиграли в «Медведе» барону Розену тридцать тысяч рублей. Пусть хотя бы частично, но вы сможете погасить долг. Он ждет вас именно сегодня?

Игра в карты велась в узком кругу, в одном из фешенебельных залов ресторана «Медведь». Его партнеров по игре нельзя было назвать великосветскими сплетниками. Откуда тогда Бобровину известно о его фиаско?

Улыбнувшись, начальник первой экспедиции сказал:

– Не стройте предположений, все равно не угадаете. Просто обязанность тайной полиции – знать о каждом шаге своих сотрудников.

Уже на следующий день после переезда Элиз на квартиру Варнаховского они стали близки. Страсть накрыла ее с головой, противиться ей у нее просто не хватило сил. Все это время они встречались тайно, и даже самые близкие ее подруги не подозревали о том, что у нее роман с адъютантом великого князя Николая Константиновича.

Несколько раз Николя пытался поймать Элиз у входа в театр, но она избегала с ним встречи. Только однажды, когда он больно ухватил ее за локоть, она произнесла:

– Кажется, у вас большие долги? Сделайте что-нибудь, чтобы наша жизнь стала достойной, тогда я подумаю.

И, вырвав руку, с распрямленной спиной вошла в здание театра, оставив озадаченного Николая Константиновича в одиночестве.

Сегодня должна была состояться встреча с Варнаховским, и Элиз пребывала в приподнятом настроении.

Набросив норковую накидку на плечи и закрепив ее алмазной застежкой, она подошла к зеркалу. Крутанулась разок, потом еще. Хороша, ничего не скажешь, не зря мужики сходят по ней с ума. Эту накидку из морской норки два месяца назад ей подарил великий князь Николай Константинович. Даже купленные для нее апартаменты на Елисейских Полях в Париже не вызвали у нее большего восторга, чем этот кусок красноватого меха. Морскую норку предпочитали носить исключительно королевские особы, и ценилась она не только потому, что имела более красный цвет, чем другие норки, а еще и оттого, что изделия из морской норки встречались крайне редко. Большей частью животные были истреблены, лишь отдельные особи попадались в северо-восточной части Канады. Так что на бриллиант величиной с грецкий орех обратят внимание куда меньше, чем на накидку из морской норки.

Неожиданно в дверь позвонили. Что еще за незапланированный визит? Через четверть часа она должна была выходить из дома и ехать в театр.

– Маланья! – громко крикнула Элиз, позвав нерасторопную горничную. – Открой дверь и скажи визитерам, что я нынче никого не принимаю.

Подошла Маланья, крупная рыжая рябая девка.

– А ежели кто из поклонников?

– Пусть поставят цветы в прихожей и уходят. Я сейчас занята, мне нужно настроиться на спектакль.

– А ежели вас будут добиваться?

– Скажешь, что я занята.

– А ежели безобразничать начнут?

Порой эта несносная девка весьма раздражала: ей бы только семечки лузгать на завалинке да на поклонников глазками стрелять.

– Ну что ты все заладила: «ежели» да «ежели»! Гони их в шею; скажешь, что барыня занята и никого не принимает.

Звонок в дверь повторился, но в этот раз он прозвучал куда более требовательно, и это Элиз не понравилось. Ее поклонники ведут себя более деликатно и способны простоять в долгом ожидании, чтобы лишь увидеть предмет своего обожания.

Элиз Руше невольно нахмурилась.

– Ну, открывай же, чего стоишь?

Повздыхав, горничная, энергично перебирая короткими толстыми ножками, затопала к порогу. Отомкнув дверь, сказала:

– Барыня заняты. Оне на физиномию марафет наводють. А потом, стало быть, нужно…

– Позвольте, я пройду, – требовательно прозвучал мужской голос. – Я из полиции. Она мне нужна для срочного дела.

– Ну, коли так…

После короткого стука дверь приоткрылась, и в комнату вошли двое рослых мужчин: кряжистый господин в черном сюртуке и худощавый пристав в форме и при шпаге, с начищенными до блеска сапогами. Чувствовалось, что для своего внешнего вида пристав средств не жалел: небольшая комната тотчас пропахла ваксой. Лицо узкое, с небольшими усами, слегка закрученными кверху, на широкий лоб надвинута фуражка с гербом. Несмотря на строгую полицейскую форму из темно-зеленого сукна, выглядел он отчего-то виновато.

Господин в черном сюртуке, с низким котелком и дорогой тростью с серебряным набалдашником, с гладко выбритой физиономией, напротив, выглядел очень уверенно, сверля прямым немигающим взором малость растерявшуюся танцовщицу.

– Позвольте довести до вашего сведения… По распоряжению его императорского величества, вы навечно выселяетесь из России.

– Что?! – невольно выдохнула Элиз.

Человек в небольшом котелке столь же бесстрастным голосом продолжал:

– Указом генерал-полицмейстера на сборы вам отводится два дня.

– Но почему?!

– Этот вопрос не ко мне. Я всего лишь довожу до вашего сведения высочайшую волю. – На какое-то мгновение его губы сжались в плотную линию, и он произнес с плохо скрываемой неприязнью: – Думаю, вам об этом лучше знать.

– Это из-за Николая… Из-за великого князя? А если я не успею собраться в течение этих двух дней?