– О! – невольно опустил тот руку под тяжестью ключей. – Русские богатства много весят. Ха-ха! Боюсь, что нужно будет возить эти ключи на тележке.

– Это уж на ваше усмотрение.

– Когда я могу разобрать дворец?

Леонид задумался.

– Через час мне предстоит объяснение с персидским шахом.

– Разумеется, – посочувствовал Морган, поджав губы, – это неприятный разговор.

– Потом нужно будет вывезти из дворца свои вещи. Боюсь, на это уйдет больше половины ночи. А, скажем так, завтра, часиков с двенадцати можете занимать дворец.

– Договорились, – согласился американец.

– А вы, однако, счастливчик, господин Морган, – любовно посмотрел Варнаховский на чемоданы, набитые деньгами. – Вам досталось такое сокровище!

– Я это знаю!

– Вы бы поаккуратнее при разборе. У нас каждый кирпич пронумерован.

– О, не переживайте, разберу по кирпичику и так же по кирпичику сложу.

– Позвольте проводить вас.

– Это лишнее, – отмахнулся американец. – Без чемоданов с деньгами ходить намного легче. Ха-ха!

– А вы шутник.

– Только самую малость.

Дождавшись, когда Морган сядет в карету, поручик подозвал к себе ладного унтер-офицера, а когда тот подошел, лихо козырнув, распорядился:

– Вот что, милок, пришла срочная корреспонденция. Нужно немедленно отвезти ее в Петергоф к государю. Помоги мне отнести эти чемоданы до той одноколки.

– Слушаюсь, ваше благородие.

Сгибаясь под тяжестью чемодана и мысленно удивляясь недюжинной силе американца, Варнаховский дотащил чемодан до повозки.

– Остаешься за старшего, – сказал он, ухватившись за вожжи. – А ежели меня будут спрашивать, так скажешь, что отъехал по делам государственной важности и скоро подъеду.

– Слушаюсь, ваше благородие, – щелкнул шпорами унтер-офицер.

* * *

Раевский нервно посмотрел на часы.

– Однако вашего знакомого нет, ротмистр.

– Не знаю, что там произошло, – обескураженно произнес Платон Зарудный. – Но он обещал быть не позже чем через двадцать минут.

– Похоже, вы были не слишком убедительны. Боюсь, что наша дружба может расстроиться. Как бы это в дальнейшем не сказалось на вашей репутации.

– Позвольте вам сказать…

– Вот что, – устало перебил Раевский. – Сейчас ступайте к нему и найдите подходящие слова, чтобы убедить Варнаховского сыграть в подкидного дурака. Иначе в дураках окажетесь вы, любезнейший. Впрочем, я не хотел бы повторяться.

Не сказав ни слова, ротмистр вышел.

– Что ж, господа, – улыбнулся Раевский, – прошу вас садиться за стол. Предлагаю пока сыграть партию.

Платон Зарудный явился быстрее, чем предполагалось: за время игры выявился всего-то один дурак в лице черноволосого «кавалергарда». Как этого требовали условия, тот залез под низенький стол и трижды прокричал из-под него горластым петухом. Так что настроение у играющих было приподнятое.

– Его нигде нет, – сказал Зарудный.

– То есть как это нет? – небрежно швырнул на стол разложенные карты тонколицый.

– Нет, и все! Я тут немного поспрашивал, он исчез сразу после того, как к нему заявился какой-то американец…

– Американец? – удивился тонколицый, потирая свои холеные пальцы. – О чем они говорили?

– Неизвестно, – покачал головой Платон Зарудный. – Американец быстро уехал, а Варнаховский куда-то ушел.

– Все ясно, сюда он больше не явится. Полагаю, у него отыскались более приоритетные интересы. Сделаем вот что, сейчас отправимся к нему в дом и попробуем его дождаться.

– А что делать мне?

– А вы сидите здесь, голубчик, – улыбаясь, произнес тонколицый. – Существует небольшая надежда, что он подойдет. Но в этом случае вам придется справляться с ним без нашей помощи. Когда будете его душить, советую вам не отпускать веревку с его шеи до тех пор, пока он наконец не издохнет.

Ротмистр нервно сглотнул: тайный агент представлялся для него загадкой, невозможно было понять, когда он говорит серьезно, а когда шутит. Его бледное аристократическое лицо оставалось непроницаемым. Зарудный предпочитал не перечить, а там видно будет.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Ну, вот и прекрасно. Так чего мы сидим, господа? – строго посмотрел он на «кавалергардов», почему-то продолжавших держать в руках карты. – На выход.

* * *

Дверь отворилась тотчас, едва Варнаховский постучал. Натолкнулся взглядом на взволнованное лицо Элиз Руше. В широкополой шляпе с лентами и длинном зауженном платье, слегка расклешенном книзу, упруго обтягивающем ее тонкую талию, в ботиках на длинном каблуке, девушка смотрелась не только выше, но казалась еще краше прежнего.

– Почему ты задержался? – взволнованно спросила Элиз. – Я очень переживала за тебя.

Леонид, не выпуская из рук чемоданов, протиснул их через проем в прихожую.

– Ты сказала, что не поедешь со мной до тех пор, пока я не найду деньги. Ты же знаешь, я готов исполнить любой твой каприз. В этих двух чемоданах пять миллионов рублей; надеюсь, нам хватит их на первое время.

– Ты меня разыгрываешь?

– Хочешь взглянуть? Пожалуйста!

Положив чемоданы на пол, Варнаховский щелкнул замками и приоткрыл крышку первого чемодана, в котором, составленные в аккуратные ряды, лежали пачки денег, перетянутые банковскими ленточками.

– Бог ты мой! – невольно сорвалось с губ Элиз. – Сколько же их здесь?

– Два с половиной миллиона. Столько же находится в другом чемодане.

– Этого не может быть!

– Они все твои, дорогая! Все, что я делаю, я делаю исключительно для тебя. Хочешь заглянуть во второй чемодан?

Звук открываемых замков показался выстрелом. Откинув крышку чемодана, Леонид произнес:

– Оцени!

– Господи! Я никогда не видела столько денег сразу. Но ведь это была шутка. Мне не нужно от тебя никаких денег, главное, чтобы ты был со мной рядом.

Закрыв чемоданы, Варнаховский аккуратно поставил их около стены.

– Ты же знаешь, я готов пойти на все, лишь бы сделать тебя счастливой. И если моя женщина желает чемодан денег, то она его получит.

– А что теперь?

– Теперь мне нужно ненадолго вернуться к себе. Ты можешь считать меня сентиментальным, но я бы хотел забрать трость, что подарил мне отец. Это наша семейная реликвия. Ее когда-то преподнес Петр Первый моему прадеду.

– Может, ты сделаешь это в следующий раз? У меня дурное предчувствие.