– По-моему, это превосходная идея. Очень разумно. Ну а теперь нам пора. Уже поздно, а нам с тобой еще предстоит кое-что сегодня сделать – правда, милая?

Радость победы тут же сменяется ужасом. Я знаю, на что он намекает, и, чтобы скрыть свою панику, поворачиваюсь к Милли поцеловать ее на прощанье.

– Увидимся через неделю, – говорю я, хотя в следующее воскресенье мне из-за моей самодеятельности ничего не светит. – А я пока буду готовить вечеринку. Тебе хочется чего-нибудь особенного?

– Большой торт! – смеется она. – Очень большой торт!

– Я прослежу, чтобы Грейс испекла тебе самый великолепный торт, – заверяет Джек.

– Джек, я тебя люблю, – произносит она с лучезарной улыбкой.

– Но ты не любишь Джорджа Клуни, – заканчивает он и, повернувшись к Дженис, прибавляет: – Представляете, она так на него взъелась, что попросила Грейс убить его!

– Милли, это не смешно, – хмурится та.

– Она пошутила, Джек, – спокойно объясняю я; Милли не выносит, когда ей делают замечания, и он прекрасно об этом знает.

Дженис непреклонна:

– Но на эти темы не шутят. Ты понимаешь, Милли? Мне очень не хотелось бы рассказывать все миссис Гудрич.

– Извините, – шепчет Милли с погрустневшим лицом.

– Ты явно слишком много слушаешь Агату Кристи, – сурово продолжает та. – Думаю, нужно сделать перерыв на неделю.

Глаза Милли наполняются слезами.

– И зачем я только открыл рот! – сокрушается Джек. – Я совсем не хотел втягивать Милли в неприятности!

С моих губ чуть не срывается язвительная реплика, но я вовремя прикусываю язык. И как мне пришло в голову возражать ему на людях? С этим ведь уже давно покончено.

– Нам и правда уже пора, – в конце концов говорю я Дженис, а напоследок снова обнимаю Милли и, чтобы ее приободрить, предлагаю: – Ты пока подумай, какое платье хочешь надеть на вечеринку. Расскажешь мне через неделю.

– Во сколько нам приехать девятого? – интересуется Дженис.

Я вопросительно смотрю на Джека:

– Может, к часу?

Он отрицательно качает головой:

– Думаю, лучше пораньше – мне не терпится показать Милли ее комнату. Давайте в половине первого.

– Прекрасно, – улыбается Дженис.

В машине по дороге домой я стараюсь собраться с духом. Исход непредсказуем. Джек молчит – очевидно, знает, что иногда (пусть и не всякий раз) его вспышки ярости перенести легче, чем мучительное ожидание. Нельзя позволять страху сбить меня с мысли; лучше попробую придумать, как отвести от себя его гнев. В итоге решаю: нужно заставить его поверить, будто я сдалась и потеряла последнюю надежду. Кстати, моя бездеятельность в последние месяцы как раз очень мне на руку, хоть я и злилась на себя за нее. На этом фоне переход к полной апатии будет выглядеть естественно.

– Надеюсь, не нужно объяснять, что, пригласив Дженис, ты сделала себе только хуже? Намного хуже, – произносит он, решив, видимо, что уже достаточно долго меня мариновал.

– Я пригласила ее, чтобы она могла рассказать миссис Гудрич, как хорошо будет Милли в нашем прекрасном доме, – устало отвечаю я. – Не думаешь же ты, что в школе, где Милли провела целых семь лет, спокойно с ней расстанутся и даже не поинтересуются, куда ее увозят?

Он одобрительно кивает:

– Очень великодушно с твоей стороны. Правда, возникает вопрос: с чего бы тебе в твоем положении проявлять великодушие?

– Наверно, я уже просто смирилась. Я не смогу предотвратить неизбежное, – тихо отвечаю я. – По-моему, я уже давно это поняла, – тут я прерывисто вздыхаю. – Сначала не сомневалась, что найду какой-нибудь выход, но теперь я устала. Устала до смерти. Ты всегда на шаг впереди меня.

– Рад, что ты это поняла. Хотя, если честно, я даже немного скучаю по твоим наивным попыткам сбежать. Раньше было как-то веселей.

Попался! Ощущаю легкое удовлетворение. Я его перехитрила! Это хорошо – теперь я уверена, что сумею проделать это снова. Смогу обратить неприятности в свою пользу и найти хорошее в плохом. Правда, пока непонятно, что хорошего в приезде Милли. Пожалуй, то, что он, по крайней мере, продлится недолго. Мне и пару часов непросто будет вынести, учитывая ее неизбежные восторги по поводу дома, а уж больше и представить не могу – каждую секунду помнить, что задумал Джек, и сознавать, что я вряд ли найду обещанное решение!

В большом пальце пульсирует боль. Очень хочется разуться, но рисковать нельзя: где гарантия, что я смогу снова всунуть ногу в туфлю? Теперь, с учетом скорого визита Милли, таблетки обрели новый смысл. Я уже не могу оставить их в носке туфли и дожидаться подходящего момента, как планировала изначально: нет времени. Если я хочу ими воспользоваться, то должна пронести их к себе в спальню. Но как это сделать, когда за каждым моим шагом следят?

Пытаюсь придумать, как все устроить. От таблеток будет толк лишь в том случае, если мне удастся скормить их Джеку в нужном количестве и он на время отключится. Но если даже просто пронести их в спальню – почти невыполнимая задача, то что говорить о том, чтобы заставить Джека их выпить? Что ж, не будем забегать вперед. Все, что я сейчас могу, – это двигаться к цели постепенно, шаг за шагом, думая о том, что есть.

Мы заходим в дом. Снимаем пальто, и тут звонит телефон. Джек, как всегда, берет трубку. Я, как всегда, послушно жду. Бежать вверх по лестнице в надежде быстро достать там таблетки бесполезно – он сразу бросится за мной.

– Сегодня ей намного лучше, спасибо, Эстер, – слышу я и после секундного замешательства, разом вспомнив события вчерашнего вечера, соображаю: Эстер звонит узнать, как я себя чувствую. – Да, мы зашли буквально секунду назад, – продолжает он после паузы. – Гуляли с Милли. Я скажу Грейс, что ты звонила, – снова пауза. – Конечно, я ее позову.

С невозмутимым видом беру протянутую Джеком трубку, хотя на самом деле немало удивлена: обычно он всем говорит, что я не могу подойти. Впрочем, сейчас его обычная отговорка – я в душе или сплю – просто не сработала бы, ведь он сказал Эстер, что мы только вошли.

– Привет, Эстер, – осторожно говорю я в трубку.

– Я знаю, что вы только приехали, и не буду тебя задерживать; просто хотела узнать, как ты? Ну, после вчерашнего?

– Все хорошо, спасибо. Мне намного лучше.

– Знаешь, у моей сестры тоже был выкидыш, еще до рождения первого ребенка, и я представляю, как это тяжело.

– И все-таки мне не стоило вываливать на вас свои эмоции, – отвечаю я, понимая, что Джек внимательно слушает каждое слово. – Но уж очень тяжело было узнать о беременности Дианы.

– Ну еще бы, конечно! – восклицает она сочувственно. – Слушай, я хочу, чтобы ты знала: если тебе нужно с кем-то поговорить, то я рядом.

– Спасибо, Эстер! Ты очень добра.