К 2012 г. Берлинский консенсус восстал из пепла мирового финансового кризиса 2008 г. и европейских кризисов государственного долга 2010-2011 гг. Берлинский консенсус не претендовал на роль мировой «безразмерной» модели экономического роста, скорее он был исключительно специфичен для Европы и развивающихся институций ЕС и еврозоны. В частности, Берлинский консенсус представлял наложение успешной немецкой модели на европейские страны периферии через посредничество Брюсселя и Европейского центробанка. Канцлер Германии Ангела Меркель резюмировала свои усилия в девизе «Больше Европы», но было бы точнее сказать, что проект скорее подразумевает «больше Германии». Берлинский консенсус невозможно полностью применить без структурных изменений, призванных сделать периферию восприимчивой и дополняющей немецкую модель.

Составные части Берлинского консенсуса, предложенные Германией и применяемые к еврозоне, состоят из семи столпов:

Повышение экспорта за счет инноваций и технологий.

Низкая ставка налога на прибыль организаций.

Низкая инфляция.

Инвестирование в производительную инфраструктуру.

Трудовые отношения сотрудничества.

Конкурентные в мировом масштабе затраты на рабочую силу в расчете на единицу продукции и подвижность рабочей силы.

Благоприятный деловой климат.

Каждый из этих столпов Берлинского консенсуса подразумевает политические меры, направленные на достижение конкретной цели и организацию устойчивого роста. В свою очередь, эти меры предполагают определенные валютные соглашения. В основе Берлинского консенсуса лежат сбережения и торговля, а не заимствование и потребление, – это лучший путь роста.

Если рассматривать элементы Берлинского консенсуса поодиночке, надо начать с акцента на инновации и технологии как ключевой фактор сильного экспортного сектора.

Такие компании, как SAP, Siemens, Volkswagen, Daimler, и многие другие, являются примерами этих норм поведения. Всемирная организация интеллектуальной собственности (ВОИС, WIPO) сообщила, что шесть из крупнейших десяти заявителей на международную защиту торговой марки – члены ЕС. Из 182 112 подавших заявления, оформленные в соответствии с Договором о международной патентной кооперации ВОИС в 2011 г., 27,5 % были поданы членами ЕС, 26,8 % – США и 9,0 % – Китаем[124]. В сфере достижений в высшем образованим, научных исследованиях и интеллектуальной собственности ЕС находится наравне с США и серьезно опережает Китай.

Интеллектуальная собственность стимулирует экономический рост только до той степени, до которой ее можно применять в деловой сфере для создания продукции с добавленной ценностью. Ключевой фактор возможности бизнеса повышать производительность путем инноваций – это низкая ставка налога на прибыль организаций.

Номинальная налоговая ставка – несовершенный ориентир, потому что она может быть выше, чем налоговая ставка, которая платится на самом деле, ввиду удержаний, кредитов и амортизационных отчислений, однако номинальная ставка – это хороший отправной пункт для анализа. И тут Европа снова выгодно выделяется. Средняя европейская ставка налога на прибыль организаций – 20,67 % по сравнению с 40 % в США и 25 % в Китае, где к государственным добавляются местные подоходные налоги[125]. Корпорации в ЕС преимущественно облагаются налогом на национальной основе; это означает, что налог платится только стране пребывания на основе прибылей, полученных в этой стране, что выгодно контрастирует с системой международного налогообложения США: корпорация из США платит налог и на заграничную прибыль, и на внутригосударственную.

Как ЕС, так и США в последние годы добились низкой инфляции, но Европа сделала это при значительно меньшей печати денег и манипуляциях с кривой дохода, чем США, что означает, снижение потенциала будущей инфляции на основе изменений оборота или скорости обращения денег. Напротив, Китай испытывает вечные трудности с инфляцией в силу попыток Китая поглотить печать денег Федеральной резервной системой для достижения привязки юаня и доллара. Из трех крупнейших экономических зон у ЕС лучшая динамика показателей инфляции, как в случае недавнего опыта, так и по части грядущих перспектив.

Подход ЕС к инвестициям в инфраструктуру выразился в более высоком качестве и более высокой продуктивности инвестирования, чем и в США, и в Китае. Поскольку крупные инфраструктурные проекты в Европе обычно предполагают международное сотрудничество, они, как правило, оказываются более экономически рациональными и менее подверженными политическому давлению. Показательный пример – туннель под перевалом Сен-Готтард, планируемый к открытию в 2017 г., который тянется на 57 км от начала до конца Швейцарских Альп, которые возвышаются над ним на 3 км. Этот туннель – самый длинный в мире, и его по праву сравнивают с Панамским и Суэцким каналами как мировое историческое достижение в развитии транспортной инфраструктуры на благо торговли и коммерции. Хотя туннель под перевалом Сен-Готтард целиком находится в Швейцарии, это важнейший отрезок общеевропейской сети скоростного железнодорожного транспорта.

Для пассажиров туннель на час сократит сегодняшнее время путешествия из Милана в Цюрих – 3 часа 40 минут. Он увеличит годовую пропускную способность железнодорожных грузовых перевозок по этому маршруту на 250 %, с нынешних 20 млн т до планируемых 50 млн т[126]. Туннель под перевалом Сен-Готтард будет соединен с множеством скоростных железнодорожных путей, координируемых принадлежащей ЕС трансъевропейской сетью скоростных железных дорог под названием TEN-R. Эти и многие аналогичные европейские инфраструктурные проекты выгодно отличаются в части долговременной отдачи от китайских городов-призраков или практики бесцельного инвестирования в США, такой как производитель солнечных батарей Solyndra или изготовитель электромобилей Fisker, оба из которых подали заявления о банкротстве.

Немецкая модель координации производственных отношений для крупных предприятий под названием Mitbestimmung, или совместное участие в принятии решений, действует с конца Второй мировой войны. Она существенно расширилась в 1976 г. с добавлением требования, чтобы в совете директоров любой корпорации с численностью работников более 500 чел. занимали места представители рабочих. Система участия в принятии решений не заменяет профсоюзы, а дополняет их, обеспечивая вклад рабочих в корпоративный процесс принятия решений на регулярной и продолжительной основе, вдобавок к единичным и часто дезорганизующим процессам коллективных переговоров и случающихся время от времени забастовок. Эта модель уникальна для Германии, другие члены ЕС могут не воспроизводить ее в точности. В вопросе участия в управлении в Европе значима не точная модель, а пример, который она подает в отношении повышения производительности и конкурентоспособности для предприятий. Немецкая модель выгодно отличается от китайской, где у рабочих мало прав, и от модели США, где производственные отношения – это скорее конфронтация, чем сотрудничество.