– Я не подливала хлорки в Сашин шампунь, – сказала я.

– Как ты здесь оказалась? Где твоя семья? – спросила Талеша.

Я поняла, что не хочу рассказывать ей всю свою историю и даже думать не могу о том, как папа один справляется со всем в квартире на Юниверсити-авеню, поэтому только пожала плечами и начала распаковывать свои вещи.

Талеша жила здесь уже больше года. Это была ее вторая «отсидка» в приюте Святой Анны, и поэтому она знала все про его обитательниц. Она рассказала мне о прежней жизни многих девушек, которые здесь содержались, и даже о прошлом самой Тетушки. Как выяснилось, мама Рейны курила кокаин и в один прекрасный день пришла к своему дилеру с предложением отдать дочь за кокаин.

– Она говорит им: «Рейна может вам убрать в доме и навести порядок», и парни отвечают: «Йо, отлично, пусть уберется, это же тоже денег стоит». Но суть в том, что мама дочку потом не забрала.

Узнав историю Рейны, я поняла, что моя мама не такая уж и плохая. Она бы никогда себе такого не позволила.

Талеша продолжала рассказ:

– А ты в курсе, что у Тетушки раньше были длинные дреды? Однажды она заболела и волосы выпали. Она по сей день хранит свои дреды в пакете за кушеткой в своем офисе!

– Да ладно! Ты серьезно? – удивилась я.

Я не верила в эту историю до тех пор, пока через пару месяцев своими глазами не увидела, как Тетушка гордо демонстрирует дреды надзирательницам. Из пластикового пакета она вынула длинные, как змеи, дреды и объявила: «В моей семье были индейцы. Мой отец из племени чероки. Я могу дреды снова в любой момент отрастить. И они на мне, кстати, отлично смотрятся».

Больше всего Талеша говорила о своем сыне Малике. После отбоя она могла часами рассказывать о том, как здорово, когда у тебя есть бойфренд, и как себя чувствует беременная женщина.

«Когда видно, что ты беременна, люди начинают в автобусе место уступать. Когда у тебя ребенок, у тебя есть человек, которого ты любишь».

Много раз ночью Талеша плакала, потому что скучала по сыну. Она говорила, как ненавидит свою мать за то, что та взяла ребенка, а саму Талешу отправила в приют. Иногда она начинала мечтать, как здорово она будет жить с Маликом, когда выйдет из приюта. Она хотела снять дом с большим участком, чтобы Малику было где играть.

Иногда после того, как Талеша засыпала, я долго думала о своей собственной семье и плакала. Я думала, как папа один справляется в большой квартире, как болезнь постепенно разрушает мамино тело и что я, к сожалению, не могу им помочь.

* * *

Меня выписали из приюта Святой Анны весной, когда на Нижнем Ист-Сайде расцвели вишни. Я не знаю, кто именно – доктор Моралес, мистер Домбия или Тетушка – принял решение, чтобы попечительство обо мне передали Брику. В любом случае я была счастлива выбраться из приюта. Я покинула приют без сожаления, разве что с небольшой грустью о том, что расстанусь с Талешей.

«Удачи, подруга! Мне тебя будет не хватать», – сказала на прощанье Талеша и обняла меня так тепло, как меня уже давно никто не обнимал. Я поблагодарила ее за все, пожелала удачи, собрала вещи в черный мешок для мусора и спустилась вниз к мистеру Домбия.

На шумной улице Манхэттена у приюта Святой Анны я осознала, что не имею никакого понятия о том, как сложится у меня жизнь. Несмотря на то что я «возвращалась домой» к маме и Лизе, я окажусь там, где никогда не была. Каждый раз, когда мы общались с мамой по телефону, она убеждала меня, что нет жизни лучше, чем у Брика. К сожалению, мамины расчеты не включали папу.

Я села на заднее сиденье такси рядом с мистером Домбия, который сообщил водителю мой новый адрес на бульваре Бедфорд-Парк. Я почувствовала, что не еду домой, а меня перевозят из одного места, в котором я не хочу быть, в другое.

Квартира Брика состояла из одной спальни и гостиной. Все пространство было завалено предметами и рекламными материалами, связанными с сигаретами. Везде валялись штрихкоды с сигаретных пачек, которые он собирал, чтобы отправить в компанию и получить за это какой-нибудь подарок. На спинках стульев висела куча маек с сигаретными брендами.

Пластиковые тарелки в его доме были разноцветными, в виде перевернутых шлемов бейсболистов. Они были получены в обмен на вырезанные с коробок сока штрихкоды. С упаковок на бутылках газировки или соуса были сняты штрихкоды, а сами товары распиханы куда попало в ожидании часа, когда их используют. Массовые закупки смеси для выпечки дали Брику бесплатную подписку на журналы Sports Illustrated и Better Homes and Gardens. Везде стояли переполненные пепельницы с раздавленными окурками и сгоревшими спичками. И я знала, что папа сказал бы, что нигде не видно ни одной книги.

В то утро, когда я приехала с мистером Домбия, мама намазывала майонез на сандвич с ростбифом, а Брик сидел в ожидании, когда его обслужат. От сигарет дым стоял коромыслом. Из трехкопеечного радио на столе неслись звуки песни «Only you». Дверь нам открыла Лиза и неловко меня обняла. Ее губы были ярко накрашены, а в ушах торчали большие золотые кольца, гораздо более массивные, чем было ей к лицу.

– Дорогая! – радостно приветствовала меня мама. – Наконец-то ты здесь!

Она крепко меня обхватила, держа в одной руке нож.

Мы обнялись, и я почувствовала, что она похудела. Она весила, наверное, как ребенок. Я уже была выше ее ростом и тяжелее. Меня поразила эта разница, от которой я почувствовала себя старше своих лет.

– Мам, мне тебя очень не хватало, – прошептала я ей на ухо.

В это время Брик подписывал разложенные мистером Домбия на кухонном столе бумаги по передаче ответственности за меня ему, а не государству.

– Приятно ощущать себя свободным человеком? – спросил меня Брик и зашелся надрывным кашлем заядлого курильщика.

Я не ответила ему, потому что вопрос показался мне излишне грубым, а вместо этого посмотрела на маму, которая сказала:

– Лиззи, я так рада, что ты здесь!

– Не забывайте, – произнес мистер Домбия и снял темные очки. Зубочистка, которую он постоянно держал во рту, сейчас словно прилипла к нижней губе. – Вы на испытательном сроке. Посмотрим, какие успехи Элизабет покажет в школе. И вообще посмотрим, как она приживется на новом месте. Если возникнут проблемы, Элизабет снова вернется в нашу систему.

Несмотря на то что в приюте Святой Анны обучение сводилось к шитью, которым мы занимались под надзором женщины по имени Ольга, чисто формально я закончила седьмой класс.

На следующий день после переезда в квартиру Брика я должна была пойти в восьмой класс средней школы № 80. Маме надо было сходить со мной, чтобы меня записали.

– Пенни Маршалл[9]и Ральф Лорен[10]ходили в эту школу, – сообщила мне мама, когда мы пересекли трассу Мошолу по пути в учебное заведение. – Правда, тогда его звали Лифшиц. Ну, представь себе марку одежды под брендом «Ральф Лифшиц». Никто в жизни не купит. – Я никак не отреагировала на ее сообщение. – В общем, Лиззи, – продолжила мама, – это хорошая школа. – И потом добавила, скорее для себя, чем для меня: – Надеюсь, что ты ее закончишь.