– А если ты забеременеешь?

Ладонь ее стиснула его руку, и она с трудом удержалась, чтобы не топнуть ногой. Господи, да что же с ним такое?

– Вчера это тебя не волновало.

Впервые уловила она у него на лице проблеск юмора.

– Вчера страсть совершенно затмила мой разум. Сейчас же я относительно нормален. Скажи мне, прекрасная Сидони, что будет, если ты забеременеешь?

Чума его забери! А он куда более жесткий противник, чем она ожидала. Жесткий и умный. Если она надеется добиться своего, ей надо быть еще жестче и еще умнее.

– Мы с Робертой это обсуждали, – сказала она онемевшими губами.

Форсайты – не плодовитое семейство. Мать Сидони за долгие годы своего брака произвела на свет двоих дочерей. Роберта за восемь лет родила двоих сыновей. Велики шансы, что если Сидони останется с Джозефом, то не забеременеет.

На него это, похоже, не произвело впечатления.

– И состряпали какой-нибудь безрассудный план в духе твоей сестры.

– Ты жесток, – хрипло проговорила она, роняя руку и отступая назад.

Он покачал головой.

– Нет, я просто хочу, чтобы ты посмотрела на вещи реально, а не через розовые очки. Вчера, amore mio, ты была мудрее, когда убежала.

У Сидони вырвался гневный возглас:

– Если ты так стремишься отослать меня прочь, зачем тогда называешь такими словами?!

Джозеф слегка расслабился.

– Ты права. Это несправедливо. Мое превращение в принципиального человека не полное, bella, но я стараюсь.

Взгляд ее не дрогнул.

– Беспринципным повесой ты мне нравился больше.

– Сомневаюсь. Так расскажи, что вы с Робертой придумали?

– Поселюсь в каком-нибудь тихом месте как вдова и буду жить тихо и незаметно на свое наследство. Это очевидное решение, если я… если у меня будет ребенок. – Взгляд Сидони сделался резче при виде его нескрываемого неодобрения, хотя она признавала, что план звучит неубедительно. – А еще Роберта говорит, что есть способы предотвратить зачатие.

– Неужели?

Щеки ее загорелись.

– Так они есть?

– Нет ничего абсолютно надежного.

Она судорожно втянула воздух. Это больше похоже на спор о цене на хлеб, чем на вступление в четырехдневное райское блаженство.

– Тебе не стоит беспокоиться.

Он взял ее за руку. Это был первый раз за сегодняшний вечер, когда он дотронулся до нее. Возможно, она все же добилась некоторого успеха.

– Я не беспокоюсь. – Он произнес это так, как тот мужчина, который подарил ей несказанное наслаждение. От такой резкой перемены у Сидони голова пошла кругом.

– Нет? – Она вздохнула и обхватила его пальцы своими. Теперь, когда он прикоснулся к ней, она не собиралась сдаваться.

– Если забеременеешь, я хочу, чтобы ты дала слово, что скажешь мне об этом.

– Не думаю…

– Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что скажешь мне об этом – и мы поженимся.

Она была потрясена и попыталась выдернуть руку.

– Поженимся? Мы с тобой?

Губы его вытянулись в кривую ухмылку.

– Прошу, не щади мои чувства.

Она оцепенела, ужаснувшись тому, куда завело ее собственное безрассудство. Да, она дошла до той точки, когда готова была доверить Джозефу свое тело, но мысль о том, чтобы доверить ему свою жизнь, испытывала на прочность те преграды, которые она столько лет возводила.

– Ты же знаешь, я не хочу выходить замуж.

Вся веселость пропала с его лица.

– Мой ребенок не будет расти ублюдком.

– Ты же не хочешь жениться на мне.

Он вскинул брови.

– Бывает жребий и похуже.

От потрясения губы ее онемели.

– Но я не хочу выходить за тебя.

– Это ясно, но таково мое условие.

Она вся подобралась, и на этот раз он отпустил ее.

– После всех ухаживаний, и… поцелуев, и обещаний соблазнения ты отошлешь меня домой, если я не соглашусь на это твое условие?

Он упрямо выпятил подбородок, хотя в глазах его она прочла сожаление.

– Нелепо, не правда ли?

– Вчера ты этого не говорил.

– Да, вчерашняя ночь оказалась полезным предостережением о последствиях эгоистичного стремления к удовольствию.

– Ты тогда не думал о беременности? Это кажется неправильным.

– Неправильным казалось поднимать эту тему слишком рано.

Она нахмурилась.

Зачем, ну зачем он это делает? Почему не подхватит ее на руки и не отправит поцелуями на небеса?

– А сейчас правильно?

Лицо его омрачилось.

– Знаю, что я не подходящий муж ни для кого, Сидони.

– Ни один мужчина не может быть подходящим мужем, – угрюмо отозвалась она, бросая вызов тому, что, она надеялась, было всего лишь блефом. – Пожалуй, мне все же следует вернуться в Барстоу-холл.

Прежде чем Джозеф заговорил, она поняла, что он не смягчится. Конечно же, нет. Слишком хорошо понимает он позор незаконнорожденности.

– Ты свободна.

Свободна вернуться к своей скучной, однообразной жизни в Барстоу-холле. Свободна отказаться от единственного шанса на запретное удовольствие. Свободна больше никогда не увидеть Джозефа Меррика. От этой мысли все внутри у нее похолодело.

Она свободна, но будет проклинать свою свободу.

– Я не хочу уезжать от тебя. – Сидони не отрывала взгляда от его лица, отчаянно ища какого-нибудь намека на уступку.

На мгновение ей показалось, что она может одержать верх. Джозеф сделал конвульсивное движение навстречу ей и поднял руку, чтобы дотронуться до нее.

Но резко остановился. Кожа у него на скулах натянулась и побелела.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, bella.

– Брак – это такой… – Голос ее сошел на нет.

Джозеф наблюдал за ней с пронзительным светом в глазах, словно догадывался о ее беспокойных мыслях.

– Серьезный шаг.

Мысль о браке душила Сидони, словно она попала в западню. Еще худшую западню, чем когда предложила себя вместо Роберты. То было на одну ночь, самое большее на неделю. Брак же – целая жизнь рабства. Умом она понимала, что Джозеф – не Уильям, но это сейчас не имело значения. Давнишний страх перед мужской тиранией, рожденный еще в детстве, оставался. Она никогда не отдаст себя во власть мужчине, как отдает себя жена мужу. Как отдала себя Роберта Уильяму. Как мама отдала себя отцу.