– Как вам угодно. Но хозяин сказал, что юная мисс пожелает уехать сию минуту, как проснется поутру.

– Ваш хозяин не все знает, – огрызнулась Сидони, сидя на одном из неудобных дубовых стульев, выставленных в ряд вдоль стены.

– Хозяин уехал верхом еще до первых петухов. – Миссис Бивен поделилась запоздалой информацией, потом на минуту прервала свои хлопоты по хозяйству и смерила Сидони неодобрительным взглядом.

– Вы можете сидеть тут до скончания века, но он не появится по вашему хотению.

– Мне все равно, – ответила Сидони обреченно. А вдруг Джозефа и вправду не будет несколько дней? Не может же она ждать вечно.

Но об этом она подумает, когда придет время.

Джозеф посчитал, что она убежит без оглядки, как только заполучит расписки Роберты. Да и с чего ему думать иначе? Но прочитав в поблекших глазах миссис Бивен такую не свойственную ей жалость, Сидони не могла избавиться от гнетущего чувства, что она выставляет себя полной дурой.

Снова.

– Вы все еще тут, мисс?

Вопрос миссис Бивен разбудил Сидони, задремавшую на твердом стуле. Она потянулась и поморщилась от боли в затекшем теле, проведя долгое время в неудобной позе.

– Который час?

От фонаря миссис Бивен темнота вокруг казалась еще более мрачной и непроницаемой.

– Около восьми. Изволите ужинать?

Сидони целый день почти ничего не ела, но желудок запротестовал от одной лишь мысли о еде.

– Нет, благодарю.

– Вот, я принесла вам.

Потрясенная, Сидони увидела, что миссис Бивен протягивает ей чашку чаю.

– Спасибо.

– А чего бы вам не пойти в постель? Можете прождать тут всю ночь. А если хозяина не будет цельную неделю?

– Мне все равно.

– Упрямица…

Это уж точно.

– Если решили дожидаться хозяина, отчего бы не в библиотеке? Там теплее. Я разожгу камин.

Какой-то суеверный уголок сознания настаивал: она должна увидеть Джозефа в ту минуту, как он войдет в дом, иначе она упустит свой шанс и в конце концов окажется в карете на пути в Барстоу-холл. Но Сидони не могла объяснить этого миссис Бивен.

– Мне и здесь хорошо.

Своим красноречивым хмыканьем экономка дала понять, что об этом думает.

– Такая же ненормальная, как и хозяин.

Вероятно.

Сидони поднесла чашку к губам и отпила. Тепло было желанным. С наступлением вечера заметно похолодало. Она ждала, что миссис Бивен вернется под лестницу, но та продолжала глазеть на Сидони, как на какую-нибудь ярмарочную диковину. «Или как на помешанную», – с мрачным юмором подумала девушка.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но хозяин был сущий ангел, не дите.

Не только чашка чаю, но и откровения. Чего еще ей ждать? И все же Сидони не могла притворяться, что ей неинтересно.

– А как давно вы служите в семье?

– Мы с мистером Бивеном поступили в услужение к виконту, почитай, перед самой кончиной его жены. Печальные деньки. Парнишке, нынешнему хозяину, тогда было всего два годика. Его милость, батюшка хозяина, после того как ее милость померла, шибко закручинился. Прям повредился умом от горя, сердешный, свет ему стал не мил. Растить мальчонку приходилось нам с мистером Бивеном. Конечно, тогда мы проживали в Барстоу-холле. Его милость все мотался с места на место, гонялся за пыльными книжками. Какой в них прок – не уразумею. Молодой хозяин все больше жил дома, без отца, а уж какой ласковый, веселый мальчуган был, что тебе солнышко красное.

Сидони трудно было представить мрачного, сложного Джозефа Меррика солнечным ребенком. Особенно если учесть, каким одиноким, по словам миссис Бивен, было его детство.

– А после парнишку объявили внебрачным, и наступили плохие времена. Мир жесток к незаконнорожденным. В жизни Джозефа было мало солнца с той поры, как ему стукнуло восемь годков.

– А вы ездили с семьей в Венецию?

– Угу, хоть и шибко не жалую я энтих иноземцев.

Миссис Бивен должна знать, откуда у Джозефа шрамы, но Сидони сдержалась, не спросила. Джозефу не понравится, если он узнает, что она расспрашивала прислугу о нем.

– И как долго вы пробыли в Италии?

– Пока его милость не помер, кажись, в семнадцатом. Ох, и вонища в энтой Венеции. Вода заместо улиц. Хоть и слава богу, что я была там, когда его милость укатил кудай-то до того, как у молодого господина зажили шрамы. Не доверила б я иноземной прислуге заботы о мальчике. О покойниках плохо не говорят, но, по моему разумению, не след было его милости так мотаться. Уж надо было хотя бы обождать, пока мальчонка хоть маленько выкарабкается, но после того, как жена его померла, ему на одном месте не сиделось.

Потрясенная, Сидони буквально оцепенела на стуле. Она не могла поверить в услышанное – Джозеф с такой любовью говорил о покойном виконте. Неужели отец Джозефа после нападения на мальчика оставил его на попечение слуг? Это казалось эгоизмом, граничащим с подлостью. И Джозеф тогда был еще совсем мальчишкой, судя по тем немногим намекам, которые он обронил, не старше подростка. Неудивительно, что Джозеф решительно настроен не полагаться ни на кого, кроме самого себя.

– Почему вы мне это рассказываете?

Миссис Бивен пожала плечами и протянула руку за пустой чашкой.

– Подумалось мне, что вам может быть интересно. Подумалось, могут быть у вас кой-какие мыслишки, как озарить жизнь господина. Ну так чего, идете вы спать по-человечески?

Сидони не собиралась дать втянуть себя в разговор об озарении жизни Джозефа. Миссис Бивен – хитрая старая лиса. Она видит больше, чем полагала Сидони.

– Нет, я подожду здесь.

– Дело хозяйское. – Миссис Бивен засеменила прочь, приостановившись, только чтобы зажечь лампу на одном из деревянных сундуков. – Спокойной тогда ночи.

Сидони устремила невидящий взгляд во тьму, голова шла кругом от того, что ей стало известно. Она всегда знала, что у Джозефа была трудная жизнь. Чтобы понять это, стоит только взглянуть на его лицо. Но осознание, что он мог бы вырасти совершенно другим человеком, наполняло сердце болью и жалостью, тем более что она знала, что великодушная, любящая натура того мальчика все еще живет в нем, как бы рьяно ни отвергал он ее существование. Сидони видела того мальчика прошлой ночью, после своего безумного побега в грозу. Оказывается, жизнь Джозефа была сплошным адом с той минуты, как его объявили незаконнорожденным. Даже раньше, когда умерла его мать, а отец погрузился в пучину скорби.

Она не могла продолжать предавать его.

Как только она вернется в Барстоу-холл, сразу же спрячет Роберту подальше от Уильяма, даже если сестре при этом придется стать беглянкой, а потом напишет Джозефу правду о его родителях. Вероятно, ей следовало бы рассказать ему обо всем не откладывая, но она не могла забыть, как он сказал герцогу, что месть кузену для него на первом месте, важнее судьбы Роберты. Как только сестра окажется в безопасности, Джозеф Меррик сможет вернуть себе свое наследство.