Теперь это было иначе. Теперь это было как раз то, что нужно.

Я обвила его всем телом, прижимаясь к нему и вторя его движениям, а он брал сильно, но в то же время нежно, вдыхая мои стоны.

И на этот раз он не просто трахал меня, как очередную случайную женщину на одну ночь. На этот раз я чувствовала себя особенной.

Почти идеальной.

А потом наступило утро.

******

Меня разбудили его руки.

Невесомо, они скользили по талии и бедрам, словно соединяя между собой рассыпанные по телу родинки. С тихим стоном я прижалась к Марку всем телом, и он поцеловал в плечо со словами:

— Доброе утро, нежная фиалка.

Я в долгу не осталась.

— Доброе утро, идеальный мерзавец.

В ответ он чувствительно куснул меня за плечо, а пальцы с талии поползли ниже.

— Пробуждение рядом с тобой, пожалуй, перевешивает даже тот факт, что ночью ты храпишь и пихаешься коленками.

— Что?! — я вывернулась из его рук.

Марк беззвучно рассмеялся.

Даже сейчас его руки не останавливались, продолжая изучать подушечками пальцев мое тело. Этим утром его серые глаза были почти бесцветными, темнели только радужка, зрачок и серовато-зеленые крапинки.

— Какие у тебя глаза… — выдохнула я, совершенно позабыв обо всем. — Они постоянно меняются, знаешь?

Марк широко улыбнулся.

— Знаешь, что у меня еще постоянно меняется? — ответил он. — Хочешь, покажу?

Я закатила глаза.

— Ой, и что это я там не видела?

В считанные секунды он перевернул меня на спину и навис сверху. Провел языком по губам, но не поддался, когда я потянулась к нему за поцелуем.

Окончательно отбросив одеяло в сторону, скользнул жадным взглядом по моему голому телу.

— Хочу тебя сзади.

— Марк, — нахмурилась я.

— Есть ведь еще варианты, фиалка. Ложись на живот и доверься мне. Я не такой тугодум, как тебе кажется. Вчерашний урок я усвоил.

Он дал мне место для маневра, и когда я легла, то сел так, что его горячий член скользнул между моих ягодиц. Марк проложил дорожку влажных поцелуев от плеч до поясницы, при этом так наглаживая мои бедра, что инстинктивно я изгибалась, все выше их приподнимая. Прямо кошка перед котом в разгар марта.

Пальцы пробежались ниже, очертили округлости бедер. Жалящий укус в плечо заставил взвыть от сочетания боли и удовольствия.

— Раздвинь ноги.

Я повиновалась. Пальцы блуждали по телу, не касаясь стратегически важных мест, заставляя сильнее выгибаться им навстречу, но Марк только дразнился. Снова и снова поглаживал спину и попку, скользил подушечками с внутренней стороны бедер и только.

— Марк, пожалуйста…

Он только укусил меня в шею, совсем как самый настоящий кот. А я потерлась бедрами о его член, а когда потянулась к нему руками, чтобы сделать так, чтобы он вошел в меня, Марк быстро перехватил мои запястья.

— Нетерпеливая фиалка, — пробормотал он.

Кровать прогнулась сильнее с одной стороны, Марк потянулся к сброшенной одежде.

— Фух, есть последний.

Зубами надорвал упаковку.

— Не смотри на меня с таким укором, фиалка. Ты не знаешь, как я жил до тебя. Даже не проси делать это с тобой без защиты.

— Ладно.

Он снова вернулся ко мне, погладил пальцами, при этом запуская один в меня.

— Я схожу к врачу… — пробормотал он. — Я тоже хочу взять тебя без ничего, почувствовать тебя… Черт, я сделаю это сегодня же.

— Хватит уже болтать, Марк… — всхлипнула я, отвечая бедрами движениям его пальца, но все тщетно.

— Чуть приподнимись и разведи ноги, — снова скомандовал он, подпихивая под мои бедра подушку. — Вот теперь хорошо.

Он надавил членом и громко выдохнул через стиснутые зубы.

— Господи, какая же ты узкая…

Он вошел и замер, зависнув надо мной на вытянутых руках.

— Больно? — хриплый низкий голос на грани слышимости.

Тряхнула головой, вжимаясь в его живот бедрами. Почувствовала, как он сильнее развел мои ноги руками и снова вышел. Потом с тихим шипением сквозь стиснутые зубы, опять погрузился в меня.

— Сильнее, Марк…

Он вдруг потянул мои волосы на себя и прошипел прямо на ухо:

— Я так не думаю, фиалка. Вчера уже было сильнее.

— Пожалуйста, Марк… Сегодня будет иначе. Отпусти себя.

Он сильно ударил бедрами, так и не ослабив хватку на моих волосах. Я вскрикнула и чуть не заплакала, когда он снова замер.

— Ты не готова к такому.

— Готова! — упрямо прорычала я.

— Не зли меня, детка. Если сорвусь, то сделаю только хуже.

К сожалению, в такой позе, прижатая к кровати его телом, с закинутой назад головой из-за сжатых в его кулаке волос, я никак не могла повлиять на процесс. Не могла взять нужный темп и скорость. Мне только и оставалось, что медленно поджариваться от его размеренных движений.

Если его контроль оставался на пределе, то мои тормоза давно отказали.

Я приподнимала бедра, еще и еще, ему навстречу, лишь бы получить больше. Я хотела раскрыться перед ним так, чтобы почувствовать всю его длину в себе. Доверие к нему, что он не станет причинять мне боль, и вера в то, что если больно все-таки будет, Марк остановится, переломили ситуацию.

В какой-то момент я поняла, что цепляюсь руками за изголовье кровати, стоя на коленях, и уже не лежу животом на подставленной Марком подушке.

Одной рукой он делал так, что боль в сосках граничила с безграничным и горячим удовольствием, на которое мгновенно откликалось мое тело ниже. А вторая рука Марка вовсю хозяйничала у меня между широко разведенных ног. Я вдруг поняла, что он не держит мои бедра, и это я, я сама насаживаюсь на его полную длину и ухожу так далеко, чтобы с новыми силами вернуться и снова ощутить его в себе. Как он добивался от меня такой раскованности? Как у него, черт возьми, получалось подчиняться и ставить мое удовольствие превыше своего?

Еще одно ласковое поглаживание между ног, глубокое проникновение и выкрученный между пальцев сосок, и мир перестает существовать для меня. В этот миг замирает даже мое сердце, и я лечу в горячую темную пропасть, в которой меня подхватывают руки этого и только этого мужчины, и он не дает мне упасть. Совсем даже наоборот. Теперь он берет ведущую роль на себя, и вместо падения я снова лечу, взмываю, растворяясь в его руках и быстрых частых движениях.

Мои ослабевшие руки соскальзывают с изголовья кровати. Я падаю на сложенные перед собой руки, и понимаю, что это та самая поза, которую я ненавидела долгие-долгие годы.