Я замираю, напрягаюсь, потому что память тела никуда не делась. Я жду боли, которая годами пронзала меня раскаленной иглой.

Но вместо нее приходит оргазм.

Марк

Я целовал ее до тех пор, пока не понял, что после двух, кажется, оргазмов Вера опять провалилась в сон. Медленно убрал руку из-под ее головы, стараясь не разбудить, и приподнялся, рассматривая светлую полосу от купальника на узкой спине и разбросанные по подушке темные волосы, отливающие янтарем в свете солнечных лучей.

Мазнул взглядом по талии и выпирающим косточкам на бедрах. Округлым ягодицам, на которых медленно проступали синяки от моих пальцев. Я держал ее слишком крепко. Отвык заботиться о ком-то, кроме себя.

Длинные ноги: одна подтянута к груди, и эта поза не оставляет простора для воображения, и хотя я уже видел все, что хотел, и пробовал ее на вкус и на ощупь, мне все еще мало.

А еще теперь я знаю, что у нее на правой ягодице есть крупная родинка, сразу ниже тех соблазнительных ямочек на пояснице.

Бесшумно поднимаюсь с кровати, голым обхожу кровать и вытаскиваю из кармана джинсов телефон.

Она все еще не дала мне разрешения сфотографировать ее. Но я ведь плохой парень.

Отступив назад к окну и выбрав бесшумный режим, я делаю кадр.

Эта фотография — единственная, что я делаю этим утром, — очень сильно отличается от того, как раньше я фотографировал женщин. Покажи я женихам такую фотографию, они бы покрутили пальцем у виска и продолжили пить на свадебном банкете.

Это моя отчаянная попытка запечатлеть и заморозить идеальное утро.

После отодвигаю балконную дверь и выхожу из спальни на террасу. Утро нового дня. Четыре года назад я должен был стоять здесь, с кольцом на пальце, а за моей спиной в номере для новобрачных могла бы спать моя жена.

Можно ли шагнуть в эту воду дважды?

Море искрит и подмигивает, прохладный ветер заставляет поежиться, но солнце исправно выполняет свои обязанности, и даже на пятнадцатом этаже без одежды и босиком мне не холодно. Кристально-прозрачный горизонт искрит чистотой, и мне кажется, что я, как тот неправильный вампир, тоже вот-вот начну светиться на солнце. И все из-за Веры.

Я сейчас выше, выше того пятнадцатого этажа, на котором стою. И выше того, кем я был, когда четыре года назад бежал из этого номера, а после только падал все ниже и ниже.

А теперь взлетел, всего за одну ночь. Не слишком ли быстро? Ведь как бы сильно водолазам не хотелось подняться на поверхность, как бы сильно не задыхались они в холодной темной воде, под страхом смерти, к солнцу и свету они все-таки поднимаются медленно.

Я же за один лишь вечер оттолкнулся от дна ногами и на полной скорости вылетел к солнцу, не успев даже опомниться.

Что кричала та невеста, когда бросала под колеса моей машины? «В тот день, когда ты женишься, я буду рядом». Сколько таких угроз было в моей жизни? А сколько было женихов с похвальной реакцией, которым хватало беглого взгляда на глянцевую поверхность снимка, чтобы в тот же миг зарядить мне по физиономии?

А Марианна, которая вместо свадьбы получила скандал среди ночи и заплаканное опухшее лицо по утру?… Она ведь может быть где-то рядом.

Это мое прошлое, и нельзя недооценивать всю степень опасности, которое оно несет. Нельзя подставлять Веру под ударную волну, если однажды эта бомба все-таки рванет.

Мое прошлое — мне за него и отвечать.

Последний пятый день пролетел как одна секунда.

Вечером на пляже возле отеля, укутав Веру в плед, на единственном шезлонге, который работник пляжа так и не убрал, я спрашиваю ее, хочет ли она улететь завтра? Если нет, то прямо сейчас она может отменить бронь и остаться здесь навсегда, со мной.

Я даю ей выбор, хотя понимаю, что выбора, в общем-то, нет. Слишком много произошло и слишком быстро. И Вера, как я и предполагал, говорит, что не может отказаться от рейса. Ей нужно вернуться.

Она не привыкла бежать от прошлого, как это делаю я. Она хочет встретиться с прежней жизнью лицом к лицу, и это похвально. Это смелость, которой недостает мне, а из этой маленькой нежной фиалке решимость бьет фонтаном.

Вера говорит, что нашла в себе эти силы благодаря мне.

Я целую ее в висок, вдыхая аромат волос и кожи.

Если бы мои фотографии умели передавать еще и запахи, я бы фоткал ее каждую секунду этого чертового последнего дня: на пляже под солнцем, когда ее разгоряченная кожа источала запах йода, моря и крема от загара. В кровати, когда она остро пахла сексом. Под душем — ее кокосовым лосьоном для кожи и снова терпким запахом сексом, потому что это ее аромат удовольствия.

Я одновременно хочу и не хочу отпускать ее.

Как и раньше, я бы с большим удовольствием сбежал бы к чертям на кулички, прихватив с собой Веру, и пусть остальной мир горит синим пламенем. Моих денег хватит, чтобы она бросила работу, квартиру и все остальное, что у нее было в прошлой жизни. Но она сразу отмела эту возможность, сказав, что никогда не пойдет на этот шаг, и ради нее мне приходится стать лучше. Приходится вслух согласиться с ней, что любые отношения нужно прекращать с достоинством.

При этом ничто не мешает мне в сердцах материться.

А вслух я, конечно, соглашаюсь с тем, что она должна встретиться с Юрой. На душе кошки скребут, как представлю, что она заходит в их квартиру, в которой они прожили бок о бок шесть лет. Снова ложится с ним в эту постель…

Тут меня рвет на мелкие-мелкие части, как лист бумаги в шрёдере. И я достаю из портмоне визитку другого отеля и говорю Вере, что на ее имя там будет бессрочная бронь. Пусть приезжает в любой момент дня и ночи, с вещами и без. Плевать на вещи, в сотый раз повторяю я, в конце-то концов, рядом со мной в первые полгода ей даже трусики не понадобятся.

В ответ Вера смеется, пряча лицо в волосах.

— Какой же ты дурак, — говорит она и целует меня в щеку.

Кажется, она хотела сказать что-то иное, но для всего остального, о чем так хочется говорить вслух, слишком рано. А еще выстроенные за два последних дня отношения такие же зыбкие, как дымка над морем, и, даже отпустив ее, вечером в постели я вдруг опять уговариваю ее никуда не улетать, пока снова беру ее сзади, закрепляя, так сказать, эффект убеждения.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Но Вера изворачивается, толкает меня на спину и забирается сверху, пригвождая к кровати.