– У него волосы выросли на этом бульдоге, – продолжил Лу.

– Да, – сказал Кен…

– Татуировка больше не была видна, так что он стал менее ужасным, – сказал Лу.

– Да, – сказал Кен. – Типа, он стал плюшевым мишкой. Типа, тогда он занялся разъяснительной работой по борьбе с бандами. Он стал наставником, чуваки. Но потом знаете что? Он постарел, у него начали выпадать волосы… видишь, как у меня?

– И эта проклятая татуировка снова стала видна, – продолжил Лу.

– Он снова стал страшным? – спросила я.

– Нет, – сказал Лу, – к тому времени он уже был ни фига не страшный. Но его бывшие соратники из банды стали замечать эту татуировку и вспоминать об этом парне, нашем друге, и о некоторых вещах, которые он делал, и о том, как он ушел из банды, и знаете, они были немного обижены. И соперничающие банды тоже узнали его и захотели, понимаете, чуваки, свести счеты, и копы…

– Ну, копы, – сказал Кен. – Остались кое-какие непогашенные обвинения и, ну, некоторые недоразумения… Короче говоря, наш друг стал переживать за свою голову, чувак, из-за того, что эта татуировка снова появилась.

– А он мог носить парик? – спросила я.

– Да, он так и делал какое-то время, но тогда уже, знаешь, кот вылез из мешка, и он испугался… а еще он боялся за свою жену и детей, даже за свою маму, чувак, а она была жесткой женщиной.

– Она была воином, чуваки, – сказал Лу.

– Все, кого он знал, стали мишенью, – сказал Кен. – Поэтому однажды он просто забрал их всех и уехал из города. Взял всех, жену и детей, и свою сестру, и ее мужа, и их детей, свою маму… Он просто исчез.

– Куда они делись? – спросила я.

– Кто же знает, чуваки! – сказал Лу. – Они просто уехали. Сегодня тут, завтра нет. Отправились в путь, Джек[31]. Вжух – и нету!

Кен кивал головой на переднем сиденье.

– Это верно, – сказал он. – Я скучаю по тому парню.

– Но тогда, если вы дружите с ним, разве «Бульдоги» не придут убивать и вас тоже? – спросила я.

Лу сказал, что нет, он так не думает. Он улыбнулся. Кен тоже улыбнулся в зеркало заднего вида.

– Нет, – сказал он, – мы мелкие картофелины. Мелкая сошка.

Лу добавил, что они даже не картошка.

– Мы вне любого радара, – сказал он. Потом он рассмеялся, и Кен тоже начал смеяться.

А бабуля толком не услышала эту историю. Она просто сидела, глядя вдаль, и все время вибрировала от радости и удивления, как будто никогда раньше не каталась на машине. Когда Лу и Кен начинали смеяться, она тоже смеялась, хотя и не слышала, что они рассказывали. Я не хотела разрушать ее счастье словами, что теперь мы рискуем быть убитыми бандой «Бульдогов», возможно, еще до того, как задохнемся от плохого качества воздуха. Потом я вспомнила, что она не стала бы беспокоиться о том, что ее убьют или что она задохнется и что во Фресно уже погиб миллион человек, так что какой в этом смысл. Пока они смеялись, у меня зазвонил мобильный. Это была мама. Правда в том, что мне всегда звонит только мама. Никто больше не звонит мне на мобильный, кроме Гретчен один раз, случайно, потому что никто из наших родителей не оплачивает нам достаточно минут.

Мне потребовалось много времени, чтобы достать сотовый телефон из рюкзака. «Лихорадка» играла громко, и Лу с Кеном начали подпевать.

– О да! – сказал Лу. – Пегги Ли, чувак! Помнишь ту пластинку, Кенни?

– А то, – завопил Кен.

Почему Лу запел сексуальным голосом? Кен смеялся все громче. Бабуля была глухой и лишена счастья это слушать. Наконец я нашла свой телефон, но маму не услышала, потому что Лу и Кен слишком громко смеялись и пели, а потом мама тоже начала смеяться.

– Похоже, это из-за тебя, Суив!

Она начала петь «Лихорадку».

– Хорошо! – закричала она. – Время роуминга дорогое! Я просто хотела убедиться, что у вас все получилось! Обними этих ребят за меня! Я тебя люблю! Давай бабуле отдыхать!

Она повесила трубку.

Я поставила «Лихорадку» на рингтон маминого звонка, потому что песня начинается с «Лихорадка – когда ты крепко обнимаешь меня, лихорадка – когда ты меня целуешь», и я подумала, что это хороший выбор, потому что, когда она крепко обнимает меня и целует, она вечно на меня сморкается, и от этого меня тошнит, и поднимается температура, но теперь я не уверена, что это подходящая мелодия для звонка. Я не хотела, чтобы на моем мобильнике у маминого звонка была сексуальная мелодия! Лу и Кен все еще подпевали. У бабули качалась голова. Лу сексуально танцевал. Он двигал плечами, как колесами. Кен издавал звуки типа «мммм-мммммм».

– Отпад, чуваки! – сказал Лу. – Мне нравится, что у Муши рингтон «Лихорадка»!

«Кто, черт возьми, такая Муши?» – подумала я. Я сказала «да». Я улыбнулась. Я заставила свои губы продолжать улыбаться.

Хочешь верь, хочешь нет, но в итоге мы добрались до дома Кена живыми. Там была женщина, которая сделала нам бутерброды. Кен сказал нам, что это его подруга. Ее звали Джуд. Она не жила в одном доме с Кеном. Позже она показала нам свой дом. Кен помогал ей работать над ним.

Бабуля долго обнимала Джуд и говорила, что много о ней слышала. Джуд схватила бабулю за руку.

– О, как называется этот лак? – спросила Джуд.

– Суив? – сказала бабуля.

– «Леди с яйцами», – сказала я.

– О, он мне нравится! – сказала Джуд. Джуд обняла и меня. Она сказала, что она в восторге от моей джинсовой куртки и очень рада, что мы с бабулей приехали в гости.

– Что написано на твоих джинсах? – спросила она.

– Свободное движение, – ответила я тихо.

– О да! – сказала она. Ей это понравилось.

Она сказала Кену посмотреть на надпись. Она сказала:

– Посмотри на это, дорогой!

Кен подошел, присел на корточки, взглянул на мои джинсы, улыбнулся и кивнул.

– Это потрясающе, – сказал он. – Это действительно хорошо. – Он встал и, произнося «Свобо-о-о-о-о-о-одное движение-е-е!», вернулся на кухню. Он спросил, не хотим ли мы пива. Потом Джуд взяла меня за руку, посмотрела на меня и сказала, что у меня глаза как у Кена!

– У него тоже под глазами галочки «Найк»? – спросила я. Она внимательно вгляделась в мое лицо.

– Ну да! У вас обоих! Мне они так нравятся! Ну не чудесная ли вещь генетика?

Я кивнула.

Кен показал нам с бабулей комнату, в которой мы будем спать. К ней