холодильник со всем вином и вытащил его из лодки. Я осталась с ним. Я слышала, как Кен, Джуд и бабуля разговаривали, уходя. Бабуля говорила, что ей надо было прыгнуть в озеро, как Лу, и пописать, пока она будет плавать. Она сказала, что очень сожалеет о том, что прервала наше путешествие на лодке. Она едва могла говорить. Она сказала, что она… Оч-чень. Из… виняется… что… со… кратила… всем… поездку.

Бабуля спасла всех от алкогольного отравления. Я бы еще как-нибудь выжила, но мучилась бы чувством вины выжившего. Я представила, как мама встречает меня в аэропорту и говорит: «Какого хрена, Суив, где бабушка?» Тем временем Кен и Джуд говорили бабуле:

– Нет, нет, нет, мы покатались достаточно. Можем повторить завтра!

Лу объявил, что домой пойдет пешком, потому что промок насквозь и не хочет намочить машину Кена. Джуд сказала, что нечего было прыгать в озеро. Лу улыбнулся.

– Это того стоило, чуваки! – сказал он.

– Но ты потерял свою зажигалку! – сказала я.

– Знаю! – ответил он. Он притворился, что плачет. Затем перестал. Дома у него еще куча зажигалок «Зиппо».

– У него дома много вещей, – сказал Кен. До дома Лу было всего пять миль. Кен сказал, что ему все равно, промокнет ли машина из-за Лу. Лу сказал, что нет, он хотел бы прогуляться. По пути он зайдет к своему приятелю, чтобы выпить пива и покурить. Он обсохнет на горячем воздухе.

Я хотела прогуляться с Лу и не мучиться, наблюдая, как бабуля пытается дышать, но Кен сказал:

– Хорошо, чувак, увидимся, братан!

Лу собрал волосы в хвост и затянул его мокрой рубашкой. Он остался в одних шлепанцах.

– Йоу, Луи, твой розовый паркер виден всему миру! – сказал Кен.

– Завидуй молча, киса, – ответил Лу.

Бабуля сказала, что хочет навестить Лу позже вечером. Он просунул голову в окно машины, где сидела бабуля, и сказал, что будет очень этому рад, чуваки. Он сунул руку в машину, чтобы стукнуться с ней кулаками, но бабуля схватила его кулак и поцеловала. Он засмеялся. Он сказал бабуле, что любит ее. Она тоже любит его. Она сказала:

– Я тоже люблю тебя, Луи, так сильно, та-а-а-ак сильно. О, мальчики, я люблю вас, мальчики! Джудит, тебя я тоже люблю!

Бабуля заботилась о Лу, когда он был младенцем, а ей было тринадцать лет. Он был смышлен не по годам. Она постоянно таскала его на руках, когда он плакал. Почему Лу страдает? Он казался голым, когда уходил. Его волосы были собраны на макушке. На нем были только шорты и шлепанцы. У него была классная манера идти по дороге и кивать людям в машинах.

– Лу делает свое дело! – сказала бабуля.

– Лу делает свое дело, – сказал Кен. Я не поняла, что за дело делает Лу? Я хотела, чтобы это стало и моим делом. На обратном пути к Кену бабуля сказала, что хочет просверлить дырку в голове, но Де Сика говорит, что она слишком стара.

– Ничего подобного! – сказал Кен. – Ты не старая!

Потом бабуля поспорила с Кеном о том, что она старая.

– Я старая!

– Ни фига!

– Да-да! И ты тоже старый, Кенни!

– Ну нет!

– Кстати, о головах, – сказал Кен. Он спросил бабулю о времени, когда за ее голову была назначена награда. – Помнишь такое? – он сказал. – Это было безумие, чуваки!

Бабуля рассмеялась.

– Ах да, это, – сказала она. Она махнула рукой, типа, плевать.

– Что ты имеешь в виду, за твою голову была назначена награда? – спросила я.

– О, – сказала бабуля, – именно так! Знаешь, за мою голову была назначена награда.

– Почему?!

Кен сказал:

– Да, почему?

Он забыл подробности. Бабуля уменьшила лицо, чтобы подумать.

– Ну, – сказала она, – я довольно агрессивно посоветовала одной из моих клиенток уйти от мужа и забрать с собой дочерей, а ее муж возражал против этого, тоже довольно-таки агрессивно.

Кен рассмеялся.

– Довольно-таки! – сказал он. Кен с бабулей весело смеялись вместе на переднем сиденье, как будто рассуждали о том, не выпить ли им молочный коктейль на двоих или что-то в этом роде, а не рассказывали о том, как на бабулю, блин, охотились!

У Кена дома бабуля пошла прилечь. Я знала, что у нее кружится голова, потому что она взяла меня за руку, когда мы шли от машины к дому, и притворилась, что делает это просто потому, что любит меня. Кен и Джуд стояли у главного входа и разговаривали с нами, но я медленно подталкивала бабулю к спальне, чтобы она могла прилечь. Бабуля сказала:

– Ла-а-а-адно.

Она не могла толком расслышать, что говорили Кен и Джуд. Ее батарейки сели. Они задавали ей вопросы, но она говорила:

– Ла-а-а-адно, ла-а-а-адно.

Она была вежлива, но при этом она умирала. Наконец она позволила мне пройти с ней в спальню и легла. Она произнесла «хо-о-о-о-о-о-о-о-о». Она улыбнулась мне. Я нахмурилась. Я пощупала ее лоб. Он был холодный, но мокрый.

– Разве не здорово сегодня было?

– Не разговаривай, бабуль!

Я побежала за стаканом воды из примыкающей ванной. Затем побежала доставать ее нитроспрей из моего рюкзака. Он был в коридоре. Кен и Джуд увидели меня и спросили, не хочу ли я перекусить. Я сказала:

– Нет, спасибо.

Я побежала обратно к бабуле и поднесла спрей к ее рту. Один пшик. Она спросила, сколько сейчас времени. Через пять минут она вдохнула спрей еще раз. Мы ждали. Она закрыла глаза. Я держала ее за руку. Я спела песню, которая ей нравится: «Мне все интересно, пока я брожу по миру»[34]. Я спела куплет из ее любимой песни рок-группы Creedence Clearwater Revival «Когда-нибудь никогда не наступит»[35]. Я дала ей спрей второй раз. Мы подождали еще пять минут. Я спела «Одно-единственное чувство»[36] из мюзикла «Кордебалет». Я станцевала, как в фильме. Затем пшикнула спреем в третий раз. Если после трех ингаляций боль не проходит, нужно вызывать «Скорую помощь». Бабуля сказала, что боль исчезла. Ее лоб был все еще холодный и потный. Я не поверила ей. Я сказала, что буду вызывать «Скорую помощь». Тогда она сказала:

– Нет-нет, еще не время, Суив. Просто подожде-е-е-е-ем, детка! Проходит, проходит. Кроме того, это же Америка! А ты что думала!

– Ладно, ш-ш-ш, – сказала я. – Не разговаривай, не разговаривай.

Я опустила пальцы в ее стакан с водой и капнула несколько капель ей на лоб. Я слышала, как Кен и Джуд грохочут чем-то на кухне. Я спела «Четыре сильных ветра»[37]. Я начала плакать! Гребаный ад! Я перестала