Наконец я решил объявиться в институте и узнать: не выгнали ли меня.

Оказалось, еще нет и пока моей персоной и ее персональным отсутствием на проходящих занятиях никто не интересуется. Я даже числюсь как студент.

Наталья поехала с утра выяснять какие-то отношения с преподавателем по английской лингвистике, называется зачет, перед госэкзаменами.

«Ты оденься скромно, — посоветовал я, — ты не можешь ему не понравиться, если ты сразила меня». Она засмеялась, сказав, что послушается опытного совета.

Потом Наталья должна была заехать за мной в институт и найти, так как не знала точно, когда освободится. Я ей сказал три места, где точно можно найти меня: в туалете, в буфете и на «теплой лестнице», где все курят обычно и собираются с моего курса такие же рьяные ученики, как и я. Первое место для нее отпадало.

И тут я встретил Шурика. Он такой забавный, что я всегда улыбаюсь, когда встречаю его. Он вечно как под кайфом ходит, глаза такие плывущие-плывущие, но днем он не пьяный никогда.

— Шурик, — говорю я, — сто лет тебя не видел! — И мы обнимаемся. Я его всегда рад видеть. Физиономия у него — бесподобная.

— Ты куда пропал? — спрашивает он. — В институте век тебя никто не видел.

— Шурик, не спрашивай. — Я сияю.

— Дама, что ли?

— И она прекрасна.

— Шур, — говорит он мне, только от него я и терплю это имя, — у тебя есть закурить?

— Конечно, даже если б не было, для тебя бы достал.

Я протягиваю Натальину пачку сигарет.

— У-у! — восклицает он, — фирма!

— Бери еще одну, на потом.

— Спасибо большое. Пойдем на «теплую лестницу», а то тут курить нельзя, новые правила.

— Ты что, серьезно?

— Да, сейчас в институте можно курить только в особо отведенных местах и на боковых лестницах. — Он улыбается: — Сколько ж тебя в институте не было! Месяц как ввели.

— Я не знал этого. Впервые слышу.

Я и он идем на «теплую лестницу», там никого — пусто. Садимся на скамью, я щелкаю зажигалкой, даю ему, закуриваю сам.

— Красивая, — говорит Шурик.

Я спрашиваю:

— Шурик, что за журнал под мышкой?

Такой человек: придет в институт, пошатается, все время с книжкой, сядет в читалку и читает, или не читает, мечтает.

— «Иностранная литература», — отвечает он заторможенно. Он всегда заторможенный и отвечает так.

— Что публикуют, что-нибудь хорошее?

— Да, очень приятная повесть, называется «Немного солнца в холодной воде», француженка написала, Франсуаза Саган.

— О чем?

— О любви. Там главная героиня Натали, знаешь, очень…

— Как Натали?

— Очень просто, ее так зовут.

— Дай почитать, сразу верну.

— Через месяц, когда появишься? — он улыбается.

— Раньше.

— Ладно, я тебе его даже могу подарить. Это не мой, а у меня родители выписывают постоянно. Только пару страниц до конца главы дочитаю.

Он читает, а я жду.

Из воздуха на лестнице появляется Наталья. Как она меня нашла сразу?

— Санечка, — она прекрасна с холода, — я сдала. Оделась скромно, совсем, как ты сказал. — Она распахивает длинную дубленку и показывает платье, темно-вишневое в каких-то вазах.

Чего-что, а вот скромного в нем ничего нет. Платье само по себе очень красивое и идет ей. Она улыбается, поднимаясь ко мне.

— Совсем скромно, — скриплю я.

— Но, Саня, скромней не было. Я же абсолютно не готовилась, времени, как ты знаешь… а доцент (приват) был строгий донельзя.

Она уже стоит передо мной и смотрит. Мы встаем со скамьи. Тут я вспоминаю про друга, стоящего радом.

— Шурик, это Наталья, — говорю я.

— Саша. — У него почтительно вытягивается лицо.

— Очень приятно, — говорит Наталья, и, судя по улыбке, ей нравится его удлинившееся лицо.

— Ты освободился, Санечка?

— Я не занимался ничем.

— Его еще не исключили из института? — шутит она.

Шурик даже не понимает, что это к нему.

— А? Нет, что вы! Я сообщу, когда исключат. — Мы все смеемся над фразой, которую он сказал.

Мне нравится ее простота и общительность, как будто она не сейчас познакомилась. А давно.

— А как он вообще занимается? — допытывается Наталья. А то она не знает, как я вообще занимаюсь и чем.

— Да я его не видел уже месяц почти…

— Наталья, он такой ученик, как и я, нашла у кого спрашивать!

— Из таких потом вырастают ценные педагогические кадры, — она улыбается, — им есть что рассказать детям.

— Давай, Шурик, журнал, мы пойдем потихоньку. Ты ела?

— Не ела, я зачет сдавала. Удивлена, что сдала.

— Шурик, хочешь с нами поесть?

— Спасибо, мне надо одну… то есть, одного человека дождаться.

Он отдает мне журнал.

— Спасибо за презент, — говорю я.

Наталья прощается и поворачивается, чтобы идти.

Он смотрит на ее спину и говорит:

— Да, Са-ня!..

Мы выходим из института. Не так холодно, я иду распахнутый, впрочем, я всегда хожу распахнутый. Это моя теория согревания: ходить нараспашку.

— Саня, ты не застегиваешься никогда?

— Нет, — говорю я и, быстро наклоняясь, целую ее губы.

Она ничего не понимает, так, в поцелуе, мы и проходим мимо профессора, лекция которого должна начаться после следующего перерыва.

Я правильно рассчитал: когда мы целуемся, он меня не окрикнет.

— Что случилось, Санечка?

— Просто поцеловались, — улыбаюсь я.

— Нехорошо маленьким мальчикам целовать взрослых женщин на улице и без разрешения.

— Можно вас поцеловать?

— Да, — разрешает она.

Приехав на Таганку, мы заходим с ней в этот подвальчик, который ей нравится очень. Погребочек, где мы с ней иногда питались, даже назывался «кафе», с прибавлением не то закусочная, не то шашлычная. Один раз мне казалось одно, второй раз — другое. Там никогда почти не было людей и вкусно кормили.

Мы сели за стол в углу, она спиной к залу, как всегда, чтобы мне было спокойно.

Официантки тут подходят сразу, а это редкость.

— Что ты будешь, Наталья?

— Что и ты, Санечка, — я обожал, когда она так говорила. Я сразу чувствовал себя окрыленно, я мог взлететь.

— Цыплята-табака, пять напитков, хлеб. У вас есть какие-нибудь салаты: помидоры, огурцы?

— Все, что в меню, смотрите.

— Все меню давайте, — говорю я.

Наталья уже молчит, привыкла.

— Как все? Целое меню?

— Раз вам трудно ответить.

Она снисходит и перечисляет салаты. Я выбираю два, хотя их всего три.

Она уходит и скоро возвращается.

Ставит все на стол, без цыплят, и спрашивает:

— А вы правда все меню бы взяли?

— Он такой, — отвечает за меня Наталья.

— Ой, я глупая, — говорит она, — какая бы выручка была.

Мне нравится ее молодость. Оказывается, есть еще глупее меня.

— Наталья, хочешь шампанского?

— Только дома… — она смотрит очень пристально на меня.

Я смотрю в зал поверх ее