Я опешил. Откуда на кухне взялся отчим?Маменька унеслась к отцу в кабинет. Тот сейчас оторвется от написаниялюбовно-исторического романа и начнет воспитательную работу с сыном. ВладимирИванович появится в моей жизни позже, спустя много-много лет после смерти ПавлаПодушкина. Николетта пока не знает своей судьбы, ей предстоит стать вдовой и…Минуточку, откуда маленький Вава в курсе дела?

– Ванек, ты дурак, – отрубилВладимир Иванович и полез назад в рефрижератор.

Дверь «ЗИЛа» заскрипела, противный звук ударилпо ушам, вонзился в мозг, мои глаза внезапно раскрылись, я испытал огромноеоблегчение и чуть не свалился с подоконника.

Надо же, я заснул всего на полчаса, но какглубоко! Слава богу, я давно вырос, и теперь никто не заставляет меня естьненавистный молочный суп. Я потер руками гудевшую голову и внезапно понял:скрип двери холодильника мне не почудился, я слышу его наяву. Не успел ясообразить, откуда доносится противный звук, как дверь квартиры Лиры открылась,оттуда выскользнула тоненькая фигурка со спортивной сумкой в правой руке.

– Лира! – обрадованно крикнул я иначал спускаться по лестнице.

Девушка нервно вздрогнула, завертела головой вразные стороны, потом догадалась посмотреть в направлении окна, ахнула, закрылалицо руками и шлепнулась на сумку.

– Вам плохо? – спросил я. –Лира, не бойтесь.

– Меня зовут Таня, – пролепеталадевушка, не отрывая от лица ладоней, – Иванова. Лира попросила… сумку…принести. Вещи ей собрать. Я ничего не знаю. Отстаньте. Уйдите!

– И куда вам велено доставить саквояж?

– Ну… э… не хочу отвечать! Не ваше дело!Чего пристали!

Я схватил девицу за плечи, легонько встряхнули велел:

– Придите в себя! Лира, давайтепоговорим.

– Меня зовут Таня, – упорно вралаглупышка.

– Вы очень испугались, когда Дубовикаубили?

– Да, – всхлипнула дурочка, потом,спохватившись, попыталась исправить оплошность, – ничего не знаю! Когоубили? Где?

– Вы потеряли заколку, – ласковосказал я.

Лира раздвинула пальцы левой руки и посмотрелана меня.

– Какую?

– Эту.

– И где я ее посеяла?

– Да здесь, в подъезде, – солгаля, – зашел, смотрю, под батареей лежит. Вещь дорогая, настоящий«Дмитриес». Она ваша?

– Ага, – прошептала Лира, –спасибо.

– Точно вам принадлежит?

– На днях купила ее за двести баксов,могу чек показать, – закивала Лира, – думала, на улице обронила,очень было жалко!

– Забирайте.

Наманикюренная лапка потянулась к «крабу»,утыканному чудовищными стразами. Я быстро отдернул руку.

– Точно свое взять хотите?

– Я не воровка, – ответилаЛира, – и уже сказала, у меня чек есть!

– Ладно, тогда объясните, каким образом«краб» очутился около тела убитого Лени в подъезде Дубовика? – спросил я ив упор уставился на девушку.

Врать нехорошо, аксессуар обнаружили во двореДубовика, но мне необходимо «сломать» официантку.

Лиру заколотило в ознобе.

– Это не мое!

– Только что вы утверждали обратное.

– Нет, нет, нет, – монотоннозабубнила Лира, потом с надеждой воскликнула: – Меня зовут Таня.

– Иванова? – ехидно продолжиля. – Вас послали за вещами?

– Да, да, да, – закивала девушка.

Мне надоела дешевая комедия.

– Лира, пошли к вам в квартиру, беритесумку.

– Зачем?

– Нам надо поговорить.

Неожиданно глупышка повиновалась, она вскочилаи юркнула за дверь, забыв про вещи. Я подхватил неожиданно тяжелый баул ипоспешил за хозяйкой.

Сразу за вешалкой расстилался длинныйизвилистый коридор, по обеим сторонам которого тянулись шкафы, набитые книгами.Лира побежала вперед, а я из чистого любопытства скользнул взглядом по корешками ахнул.

– Прижизненное издание Пушкина!

– Где? – обернулась Лира.

– Да вот оно. На третьей полке! Неужеливы не знаете, чем обладаете?

Лира подошла ко мне.

– Конечно, знаю. А вот вам откудаизвестно, что оно прижизненное?

– Был такой известный библиофил – актер иписатель Николай Павлович Смирнов-Сокольский, – пояснил я. – Мой отецтоже увлекался собирательством, но ему было далеко до Николая Павловича. Иногдапапа ездил к Сокольскому в гости, брал с собой меня. Если честно, я очень плохознал хозяина, был слишком юн, когда тот умер. Зато его жену, тетю СонюБлизниковскую, я очень любил. Помню, у них были два пса с абсолютно несобачьими именами Сара и Рива. После смерти супруга тетя Соня повесила вкабинете портрет покойного. И вот удивительная вещь: если хозяйка начиналаругать собачек, те сломя голову неслись в рабочую комнату актера и начинали лаятьна его изображение. Но увы, все уже давно умерли, и животные, и тетя Соня, нетв живых и моего отца. Однако я очень хорошо помню, как он читал книгу НиколаяПавловича, в которой тот рассказывал о раритетах своего собрания, показывал мнефотографии томов и говорил об их ценности, культурной и материальной. Потом,учась в Литературном институте…

– Вы не из милиции! – с огромнымоблегчением воскликнула Лира.

– Нет, – коротко ответил я, решивоставить в стороне информацию об агентстве «Ниро».

Лира прижалась к одному из шкафов.

– Мой отец тоже знал Сокольского, вмолодости он был принят к нему в качестве секретаря. Хотя на самом деле папаникогда не служил у Николая Павловича. Просто он хотел писать свои картины. Нов советские времена заниматься чистым искусством могли лишь те, кто состоял втворческих союзах, остальным предписывалось где-нибудь служить. А Сокольскийбыл членом Московской организации писателей и имел право нанять себелитсекретаря.

– Знаю, знаю, – закивал я, –кое-кто из моих приятелей пользовался этой возможностью. Трудовая книжка есть,стаж идет, только писатель секретарю не платит, а тот нигде не работает, пишетспокойно свои книги или картины. Простите, как звали вашего папеньку?

– Алексей НиколаевичОренбургов-Юрский, – тихо ответила Лира, – он давно умер.