Лидку обступили одноклассники:

– Идиотство! – сказал Барбосов. – А зачем?

– Она облила его ядовитой кислотой, он в суд побежал, – решила Надя-Сфинкс. Что-то в этом роде она видела по телевизору.

– У нас в коммуналке жила такая, – вставила свое слово Суворовна, – как что не по ней, она сразу обдаст ядовитой кислотой и кричит: «Выжгу глаза! Не вертись перед моим Васей!»

– Психическая? – поинтересовалась Кутузовна. – А тебя, Суворовна, психическая соседка тоже обливала?

– А как же? Ее Вася на меня заглядывался, это раз. Второе: скажу ей ядовитое слово, а она меня – ядовитой кислотой.

– А в тебе много ядовитых слов, Суворовна! – смеется Кутузовна.

– Ну и что? За слова в суд не таскают, а за кислоту как раз судят по всей строгой справедливости.

Девчонки пристали к Лидке:

– Кипятком плеснула, что ли? – Варвара от любопытства тянет шею к Лидке.

– Нет, я не лохиня – кипятком, – Лидка сидела понурая, не хотела отвечать девчонкам. Но девчонки шестого «Б» не такие люди, чтобы отстать, не выяснив то, что их заинтересовало. Они же сами видели всю сцену с банкой, и как Виртуал отскочил, словно ошпаренный.

– Дрянь какую-то на него вылила, – Агата пришла, а за ней Степа. Он повел в воздухе носом:

– Невкусно пахнет, я с того конца аллеи учуял, – он понюхал пустую банку из-под горошка, валявшуюся на скамейке. – Не горошек, несъедобное что-то, отравное.

– Хотела Виртуала прикончить? – завопил Барбосов почти радостно. Ему Виртуал кажется слишком умным, хотя и на мотоцикле ездить не может, и вообще его не поймешь.

– Замочить? – Леха даже рот раскрыл квадратный. – Отравить?

– Нет, – всхлипнула Лидка, – это было приворотное зелье, я его сама сварила.

– Зачем? – Агата спрашивает тихо, сдерживает смех.

– Чтобы он любил меня, не убегал и не растворялся каждую минуту. – Лидка ревела в голос.

– Откуда узнала рецепт? – деловито спросила Сфинкс. Барбосов почти никогда не убегал от нее, но все-таки не мешало знать. – Из своего отстойного журнальчика?

– Да, из «Мымры».

– Дашь списать? – вдруг спросила Оля. – Мало ли что бывает...

– Артем всегда с тобой! – сквозь ладони, прикрывающие слезы, говорила Лидка. – Вон опять идет со своей крысиной сумкой.

Артем подошел и долго не мог понять, почему Лидка рыдает, а остальные стоят вокруг и смотрят. Крыса Гертруда нервничала в сумке.

– В «Мымре» все было написано подробно: стриженый веник, ложка черного гуталина, средство от тараканов, порошок от моли. И еще тухлое яйцо, я его специально под батареей две недели держала! Оно долго не протухало, но я своего добилась. И все сварила в кастрюльке! Да, я квартиру провоняла насквозь. И мама меня чуть не пришибла! – Лидка от жалости к себе заревела сильнее.

Вокруг давно смеялись. Оля заинтересованно спросила:

– А что ты маме-то наврала?

– Сказала, что варю корм для хомяков в живом уголке. Что мне биологичка Роза за это пятерку поставит в полугодии.

Хохот усилился. Леха, как Степа, покатился по дорожке, огибая лужи. Степа, услышав про корм, опять принюхался к банке:

– Это не едят, опасно для жизни. У меня инстинкт самосохранения, эта банка пахнет противно.

Агате стало жалко Лидку: самоуверенная и глупая, она сама себе навредила.

– Может, вернется Виртуал.

– Правда? – У Лидки Князевой высохли слезы. – А когда?

– Он и сам любит чудеса, он тебя простит. Ты же не хотела его обидеть? Ты пострадала из-за любви. Правда же?

– Конечно, из-за любви, – Лидка с надеждой взглянула на Агату и утерлась платочком, таким красивым, какие бывают только в фонде. И тогда Василиса прекрасная не утерпела:

– А ты кинула в свое зелье драный ботинок? Не забыла? А, Князева?

– Про ботинок в журнале «Мымра» не сказано, – Лидка для убедительности показала журнал. Но Василиса серьезно добавила:

– Про ботинок и так все знают, вот журнал «Мымра» и не пишет. Каждый, кто варил приворотное зелье для нерушимой любви, знает: ботинок обязательно, рваный и грязный.

Смех шестого «Б» и всего бульвара не привел Лидку в чувство. Она приставала к Агате:

– А когда Виртуал вернется, Агата? Как тебе кажется?

– Может быть, даже сегодня. А ты приведи себя в порядок, а то зареванная, нос распух, глаза красные.

Лидка достала зеркальце, глянула и осталась недовольна:

– Другие поплачут, только похорошеют. И глаза блестят, и румянец во всю щеку. А мне с этим не везет.

– А ты свари настой из трав, – серьезно посоветовала Василиса, – пыль из углов, рваную газету и главное – дохлую мышь. Сразу станешь неотразимой красавицей.

Услышав про мышь, Артем схватил Олю за руку и убежал от этой опасной Лидки. Мышь не крыса, а все-таки. Кто ее знает, эту безбашенную Князеву.

Лидка взяла журнал и тоже ушла, прихватив пахучую банку.

– Варить побежала, – вдруг сказал Степа. Это был анекдот из жизни. Смех был такой громкий, что его слышали даже у автобусной остановки. Любит шестой «Б» посмеяться. Всем вместе хохотать гораздо веселее. Лидка спешила к дому, даже не обернулась.

– Только не пей зелье! – крикнула Агата. – Нюхать вполне достаточно!

Директриса Маргошка зашла на посиделки клуба бывших обиженных.

– Марь Михална! – обрадовались все. – Садитесь вот сюда. Чаю? Кофе? У нас сегодня вкусное печенье, тает во рту.

– Мандаринку, если можно, – она счищала тонкую душистую кожицу и говорила: – Проблемы у всех. Это утешает – не у меня одной.

– А у вас, Марь Михална, разве проблемы? Вы же так хорошо понимаете друг друга с вашим Виктором-победителем. – Сиреневая невольно выдала себя: она завидует Маргошке. Директриса Маргошка недавно вышла замуж, в не самом молодом возрасте, а живут так хорошо. А она, Сиреневая, смолоду со своим рассеянным мается. И никакой благодарности ни от него, ни от сына, ни от судьбы. Может быть, в самом деле, все и не так уж беспросветно, но сегодня у Сиреневой такое настроение: достали ее самые родные мужики. – Какие у вас могут быть проблемы?

Маргошка не ответила, вступила в разговор кассирша по прозвищу Кассирша:

– Я, Марь Михална, вас на днях встретила – идут, воркуют, и за руку он ее держит, как в семнадцать лет.

– И в двенадцать бывает, – пискнули из угла, где сидят девчонки. Они, как обычно, заняли уголок и помалкивают. Уши навострили, пытаются запастись мудростью на будущее. Одна Оля не сдержалась, но никто сегодня не обратил внимания, не приструнил нарушительницу правила: «Без права голоса».